Делегардовы, люди светские, конечно, встречали гостей у порога, вернее, гостя - моего отца. И Юлий Иммануил, и Ольга Леоновна вышли в холл, чтобы один потрясти руку моему отцу, другая - чтобы сиять улыбкой и предлагать чувствовать себя как дома.
Папеньке выделили покои рядом с теми, что занимала я, и пока слуги заносили багаж, князь успел поинтересоваться, как прошло путешествие и пригласить батюшку, как и меня, на обед, что должен был состояться часа через два. Я облегчённо перевела дыхание
- значит, у меня ещё будет время.
Когда мы, наконец, остались втроём (Степан остался у двери, подпирая её спиной - не почему, просто так, на всякий случай), отец перестал улыбаться и с тревогой сказал:
- Ну рассказывай, дочь.
И я рассказала.
Про императорский бал. Отец кивал с улыбкой, он знал о нашем успехе.
Про слова Мараи о Вольдемаре, о моём убеждении, что князь строит планы в отношении меня и своего сына, о том, что именно для этого и пригласил папеньку - чтобы иметь с ним серьёзный разговор.
Когда я закончила и перевела дыхание, которое как-то незаметно сбилось на плаксивую, жалобную ноту, будто у маленькой обиженной девочки, отец вопросительно смотрел на меня и молчал.
И я молчала и смотрела на него. Смотрела и ждала.
- Так почему ты испуганная такая, Лиззи? - мягко поинтересовался папенька.
- Ты меня отдашь за княжича? - упавшим голосом спросила я, чувствуя, как в носу начинает щипать, а в глазах становится мокро.
- А ты хочешь? - спросил. И такой взгляд был... Как... как если бы он у больного щенка спрашивал, хочет он лечиться или нет.
- Я... не знаю, папенька! - я уткнулась ему в плечо и... позорно разревелась. Что-то в этой Академии я часто реву. Хотя вряд ли это из-за самого места. Просто время такое. А может возраст. Это, наверное, я стала взрослая и пришла та самая такая заманчивая издали, но такая пугающая с близкого расстояния взрослая жизнь.
Отец гладил меня по волосам. Гладил и молчал. Потом послышалось возмущённое сопение Степана и тихий звяк - мой заботливый кузнец принёс мне стакан воды.
- Хозяй, ну-ко выпей вот водицы! - и меня потянули за локоть, чтобы оторвать от изрядно смоченного слезами батюшкиного рукава.
Я выпила воды, и правда успокоилась, смогла прекратить этот нелепый, какой-то детский рёв. Слишком уж долго копилось во мне всё это, слишком долго я не знала ответа на свои вопросы, а теперь слишком боялась их услышать.
- А давай, дочка, рассказывай ты всё поподробнее, - оценив моё состояние как терпимое, сказал отец.
И я снова стала рассказывать. Только теперь о другом, о втором донышке, как говаривал отец, - о том, что князь всегда очень благосклонно относится к моим работам, всегда интересуется, как идут дела, и иногда это прямо даже надоедает. Что учусь я очень хорошо, и учиться мне нравится, да вот только не любят меня мои соученики - другие студенты.