– Буду спать в машине, – решил Гоша, закрывая скрипучую дверь на жалкий крючок.
Любое прикосновение приносило боль, и никакие ароматы не помогали. Унизительный дедовский метод спасения подействовал безотказно, а заодно мучительно постыдно и безжалостно до дрожи под коленками и мерзкого стона облегчения. Как он ненавидел себя в эту минуту, сильнее стократно, чем в ситуации с лифтом. Никакие уговоры, что это природный утренний «подъём», не помогали. К собственным мыслям присоединились язвительные намёки Джорджии, которая продолжала существовать, как элемент совести.
«Мальчик не сдержался. Слабак. Рохлик», – стучало в голове, пинало под дых. До чего противно было смотреть на свою руку, словно она вымазана нечистотами из выгребной ямы.
– Слышь, Гоша, ты это… не бери в голову, – послышался сочувствующий голос Феди. Туалет стоял возле забора.
Аллигатор лязгнул зубами, поняв, что его стон был отчётливо слышен за пределами огородного нужника.
– У всех бывает. Ты же не железный. Я вот как Джорджию представлю, так вообще удержаться не могу. А её может, и в помине не существует, – не унимался Федя.
– И тебе с добрым утром, – откликнулся Гоша, понимая, что отмалчиваться глупо.
– Я сегодня за газетой в город поеду. Я же ей написал. Вдруг ответила…
Федя пустился фантазировать, а Гоша застегнул молнию на джинсах и вышел под солнечные лучи. Чистый утренний воздух бодрил. Август медленно катился на закат.
– Дяде Гене всё докладываешь? – усмехнувшись, спросил Аллигатор, пролезая сквозь высокую траву к забору.
– Кому? А, Мизинчику? Ну так… частично, – откашлялся Федя, заметив недобрый взгляд соседа. – Не переживай, это чисто между нами. Сам грешен.
– Чего мне переживать? Можешь и доложить. Я здесь ещё пару дней побуду и свалю. Хочу фестиваль посмотреть.
– Тебе понравится. Это батя Васьки придумал. Он же повёрнутый был на развалюхах. Сколько их починил, уйма. Васька в него пошла. А как помер, так она тоже как померла. С тобой вроде ожила. Ты… это… поосторожнее с ней. Мизинчик голову снесёт, не заметишь как. Я уж попал под горячую руку один раз, так до сих пор стороной обхожу. Всё, пора в город. Скоро автобус, – засобирался Вася.
– Не забудь рассказать, чего там Джорджия ответила, – кивнул Гоша, провожая взглядом сутулого Федьку.
В дом идти не хотелось, как и встречаться с Васькой. Теперь Аллигатор боялся за непредсказуемость своей части тела. Ополоснув руки в летнем душе, он уселся на пень и подставил лицо солнцу. Как ни странно, но после разговора с соседом мысли поутихли. Васька наблюдала за Гошей из окна спальни и не знала, что делать. Он отдалялся, словно заранее приучал к тому, что скоро исчезнет. Прошёл час, как постоялец прилип к грязному пню и не собирался с него подниматься. Между тем на кухне остывал кофе, черствели бутерброды. Васька вспомнила про телефон и написала сообщение: