— Не вини меня, милая. — Зандер ухмыляется, поднимая руки и следуя за мной в конец коридора. — Вчера вечером наш мальчик немного сбился с пути. Я пришел только посмотреть на фейерверк.
Укол тревоги, холодный и пронзительный, пронзает мою грудь ножом.
— Алекс не мог сделать это сам. — Мой тон звучит уверенно, как будто я на сто процентов уверена, что мой парень никогда бы не стал так громить свою с таким трудом завоеванную квартиру, но на самом деле я могу в это поверить.
Я уже несколько дней жду, когда он взорвется. Не было никакого способа, которым он мог бы поддерживать свой отстраненный, поверхностный, я-ничего-не-чувствую уровень отстраненности навсегда. Он просто обязан был сорваться. Я надеялась, что буду там, когда это произойдет, чтобы немного потушить огонь, попытаться минимизировать ущерб, как для Алекса, так и для его окружения, но, похоже, я немного опоздала.
Мне вообще не следовало оставлять его одного. Я должна была отказаться уезжать. Но он был так непреклонен, что с ним все в порядке. Он клялся, что просто хочет спать…
— Ты зря теряешь время, — кричит Зандер мне вслед.
Захожу в спальню Алекса, и в его комнате кровать не застелена, беспорядок спутанных простыней наполовину свисает с матраса, показывая блестящую серебряную ткань наволочки под ним. Груды одежды разбросаны по всей комнате, странный ботинок, отделенный от своего партнера, брошен на полированное дерево, как забытая мина, ожидая, когда о него споткнутся или растопчут. Прикроватный столик Алекса завален смятыми сигаретными пачками, ручками, мелочью, обрывками бумаги, квитанциями и маленькими пластиковыми пакетами — пустыми, с едва заметными белыми остатками, которые сами по себе рассказывают тревожную историю.
Алекса нигде не видно.
Крутанувшись на трехдюймовых каблуках, которые я позаимствовала из маминой дизайнерской коллекции обуви, я фокусирую лазерный луч на Зандере. Он тут же отступает, пятясь к дверному косяку.
— Ого, ну же, милая. Я действительно не имею к этому никакого отношения. Алекс был на грани срыва, когда я приехал. Он не останавливался до тех пор, пока его глаза не закатились, и он не упал на пол где-то около трех часов утра.
— Где он сейчас? — Я не привыкла шипеть на людей. Не думаю, что Зандер привык к тому, что люди разговаривают с ним таким образом. Он хмурится, на его щеке появляется ямочка.
— А кто, черт возьми, знает? Понятия не имею. Он проснулся в половине седьмого, его вырвало в футляр от гитары, он принял холодный душ и ушел. И прежде чем ты обвинишь меня в том, что я дерьмовый друг, я все-таки спросил, куда он, черт возьми, собрался. Он отказался расстаться с этой информацией.