— Я слышал, что ты живешь здесь, в Роли. Наверное, я действительно в это не верил. До этого момента.
Быть ударенным электрошокером — это уникальный опыт. Это трудно описать. Ваше тело замирает, крича от боли, челюсти сжаты, руки сжаты, задница сжата, да бл*дь, все сжато, и разум кричит: «Двигайся! Избавься. От. Боли» Вы застыли на месте, легкие сжались, и все, что можете сделать, это лежать и принимать это. Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше. До этого момента, прямо сейчас.
Если лучшие воспоминания моего детства связаны с моей матерью, то худшие, без тени сомнения, связаны с моим отцом. Даже когда она впадала в безумие и истерику, выкрикивая дикие, нелепые угрозы, он был еще хуже... потому что был безразличен, а потом, черт возьми, просто исчез. На протяжении многих лет я старался стереть его из моей головы, но Джакомо Моретти всегда был парадоксально несмываемым.
А теперь мне кажется, что он стоит прямо за моей спиной.
Я даже не оборачиваюсь.
Я слышу его — шарканье старых, изношенных подошв по каменному полу. Раздражение, исходящее от него, когда он опускается на скамью позади меня. Я чувствую его запах. Холодный зимний воздух, снег, машинная смазка и ароматизированные сигареты.
— Ты больше, чем я думал. — Он говорит это небрежно, как будто комментирует незнакомцу неожиданно хорошую погоду. — Когда ты была маленьким, ты был совсем тощей крошкой. Гораздо ниже, чем другие дети в школе.
Алекс…
Не…
…оборачивайся…
Джакомо — Джек — на мгновение замолкает, как будто у него есть полное право ворваться сюда и разрушить мой покой, и он не собирается терять из-за этого ни минуты сна. Тем временем мои синапсы стреляют так быстро и беспорядочно, что я не могу сформулировать ни одной мысли, кроме: «убей его».
Тишину нарушает постукивание — носок его ботинка стучит по нижней стороне моей скамьи, прямо подо мной.
— Я пришел, потому что... ну, ты знаешь, зачем я пришел. Я пришел сюда из-за Бенни.
Мои первые слова отцу за последние десять лет звучат так:
— Удивлен, что ты вообще помнишь его имя.
Незнакомец позади меня неодобрительно скрепит зубами.
— Ну же, Алекс, это не очень честно. Конечно, я помню его имя. Он был моим сыном.
— Нет.
Где-то снаружи раздается автомобильный гудок.
Десять секунд спустя молодая женщина входит в дверь церкви и опускается на колени перед изображением Христа на кресте в натуральную величину. Она молится, быстро крестится и спешит по проходу к выходу. Звук тяжелой двери, закрывающейся за ней, отдается эхом, как мне кажется, целую вечность.
У Джакомо было достаточно времени, чтобы обдумать свой ответ.