— Но вы же впустили моих друзей!
— Это было решено советом. Ты не можешь вернуться внутрь.
— И кто этот совет?
Я.
— Это хорошо охраняемая тайна.
— Боже, ты такой раздражающий.
О, раздражающий — хорошее слово.
— Благодарю.
— Я не могу вернуться… никогда? — Ее глаза расширяются.
Короткий рывок моей головы.
— Посмотрим.
— Ты собираешься заставить меня стоять на крыльце сегодня вечером, пока мои друзья остаются внутри?
Я скрещиваю руки на груди.
— Я ведь не могу заставить тебя что-нибудь сделать, правда?
Ее губы разочарованно выдыхают воздух, посылая несколько свободных прядей вокруг ее лица.
— Скажи честно: тебе не кажется, что это просто смешно?
Да, но я держу это дерьмо при себе, потому что сегодня вечером, когда я увидел ее, я решил быть эгоистом со временем этой девушки, стоять здесь и пытаться заставить ее смеяться, чтобы я мог заставить появиться эту ямочку на ее щеке.
Не то чтобы мои друзья были бы в восторге, увидев ее; ей будет не по себе внутри, так как Уилсон и Фитцджеральд все еще десять оттенков бешенства, чертовы засранцы.
Братаны важнее телок и вся эта сексистская фигня.
По крайней мере, это то, что я буду говорить себе позже, смотря в потолок над своей кроватью, думая об этой маленькой ямочке на ее щеке так же, как я делал каждую чертову ночь на прошлой неделе.
— Честно говоря, мы здесь, в бейсбольном доме, делаем все возможное, чтобы быть создать как можно больше препятствий на твоем пути.
— Разве я недостаточно наказана?
— Не считай это наказанием — считай это изгнанием в каждом конкретном случае. — Я щелкаю пальцами. — О! Как будто тебя выгнали с острова Клевых Чуваков, Которые Хотят Потрахаться.
— Неужели? — Она закатывает глаза и отступает на несколько шагов. — Так бы вы назвали свой остров?
Я смеюсь:
— Если бы это был мой остров, то было бы куда круче, например, Тропическое Убежище Роуди.
— Так это действительно твое имя?
— Да, это действительно мое имя.
— Тебя зовут Роуди (*Rowdy — шумный, буйный, дебошир, хулиган, буян)? — Она повторяет это, и я не могу не быть слегка оскорблен ее тоном.
Я широко развел руками.
— Воплоти.
— Да. Интересно.
Ее руки тянутся к шапке, надвинутой на лоб, слегка приподнимая ее, чтобы лучше видеть меня.
Я отвечаю тем же, позволяя своим жадным глазам блуждать по длине волос, выглядывающих из-под вязаной зимней шапочки; они длинные — длиннее, чем выглядели, стянутые в конский хвост в прошлые выходные, и темно-шоколадного оттенка.
Когда она наклоняет голову, ловя мой пристальный взгляд, я снова сосредотачиваю свое внимание на дворе, изображая интерес к машинам, припаркованным у обочины.