— Вы просто друзья, но поцелуй был приятным?
— Да.
Вроде как мы с ней были «просто друзьями», но секс был фантастическим? Мы были «просто друзьями», но у нас будет ребенок?
Дерьмо.
— Он знает, что он не для меня.
— И он это понимает?
— Да. Мы все время говорим о тебе.
Ох, потрясающе! Могу себе представить, как идут эти разговоры, если мы основываем их на его поведении на крыльце. Он назвал меня придурком и папочкой, и ни один из его слов не звучал как комплимент.
Я закатываю глаза.
— Он, кажется, не очень обрадовался, увидев меня.
— Нет, но поставь себя на его место. Мы вместе ходим на занятия, нам весело вместе, и он не осуждал меня, когда узнал, что я беременна — на самом деле, он любит детей. Странно, правда?
Угу. Странно.
Я хмурюсь.
— Он познакомил меня со своими родителями и очень заботится обо мне, Эллиот. Он изменился за последние несколько месяцев. Думаю, что увольнение из команды было лучшим, что с ним случилось, как бы странно это ни звучало.
— Ладно, мы можем перестать говорить о Рексе Гандерсоне и начать говорить о нас?
Я так раздражен.
— Но разве ты не понимаешь? Он часть моей жизни, и он должен быть частью твоей тоже, если мы собираемся сделать это, если мы собираемся быть вместе. Это то, что ты хочешь, верно? Быть вместе?
Да.
— Да, черт возьми.
— Тогда вы придумаете, как терпеть друг друга, ради меня. Я не брошу друга, потому что вы двое не можете вести себя по-взрослому. Смирись с этим.
Ревность — сильное чувство, возрастающее, когда ситуация уже испорчена.
— Так сказала бы мама, — бормочу я.
Анабелль улыбается, сияя.
— Неужели?
— Ага. — Я бросаю взгляд на две переполненные сумки, брошенные у двери. — Ты будешь потрясающей мамой, Анабелль. Прости, что раньше, чем ты планировала.
Я не могу встретиться с ней взглядом, не могу ничего сделать, только смотреть на этот живот, уютно устроившийся под темно-синей хлопчатобумажной футболкой, гордо выставленный напоказ. Длинные волосы, спадающие на левое плечо, густые и блестящие.
Мой взгляд скользит по ее груди.
Ее узкая талия, несмотря на увеличивающуюся выпуклость, и, держу пари, если она повернется спиной, я не смогу сказать, что она беременна.
Она тоже смотрит на меня, скользит взглядом по моим широким плечам, как делала сотни раз до этого, но сейчас все по-другому.
— Семестр прошел хорошо для тебя. Хорошо выглядишь.
— Неужели? А чувствую себя дерьмово.
— Неужели?
— Да. С тех пор как я вернулся в Мичиган, я только и делал, что волновался. Не знал, что ты скажешь, когда увидишь меня сегодня вечером, не знал, скажешь ли ты мне, чтобы я пошел к черту, или позволишь мне войти. Это было ужасно.