Он останавливается и разворачивает меня лицом к себе. А я вынуждена немного запрокинуть голову, потому что иначе утыкаюсь взглядом в широкую грудь.
— Но однажды случилось нечто, что заставило меня понять, что такое настоящая женская красота. И что она не имеет ничего общего с формой губ или глаз, или стоимостью нового наряда. Мы ехали от друзей, с шашлыков. Я тогда немного выпил, и за рулем была она, на моей машине. Помню, мы даже поссорились по этому поводу и она еще долго возмущалась тем, что вынуждена вести машину, а не отвечать на смс-ки от подруг. В общем, отвлекшись на очередную гневную тираду в мою сторону, она сбила собаку. Обыкновенного бродячего пса. И собиралась просто проехать дальше, как ни в чем не бывало. Я заставил ее остановиться, кинулся к бедогале. Он здорово пострадал, но его можно было спасти. Я бы спас, даже в том состоянии. Но она раскричалась, что не позволит тащить окровавленную тушу в машину, потому что вся ее одежда будет вонять. И когда я начал настаивать, просто уехала на моей машине. А я остался с умирающим псом на руках. И тащил его в город несколько километров, чтобы успеть. Но не успел.
— Мне жаль, Егор. Прости за этот вопрос.
— А ты — настоящая красавица. Я рядом с тобой чувствую себя… не знаю, как будто я тот самый бродячий пес, которого все-таки спасли. И он снова верит в то, что люди могут быть добрыми. И красивыми в первую очередь внутри, а не только снаружи.
Он медленно обнимает мое лицо руками и очень мягко касается губами моих губ. Томительно долгое мгновение он ожидает моей реакции, а когда я подаюсь навстречу и обнимаю его за шею, шалея от собственной смелости… Все мысли о бесполезности мужской дружбы тут же трусливо разбегаются под напором той огненной волны, что пронзает позвоночник, раскаленным добела потоком обрушивается на покорно сложивший лапки мозг, и в ушах грохочет пульс, а в груди вибрирует от едва слышного, но ощущаемого всей кожей, всем телом низкого мужского то ли стона, то ли рыка.
— Лиза-а-а, я так боюсь нечаянно задеть тебя словом или слишком сильно сжать твою ладонь каждый раз. Я с трудом держу себя в руках в твоем присутствии. Видеть тебя, слышать голос, чувствовать твой запах, смотреть в глаза, но не прикасаться, не обнимать… чертовски сложно. Прямо мука мученическая. Но я согласен ждать сколько надо. Сколько скажешь. До тех пор, пока ты не…
— Егор…
— Да, прости. Наверное, рано, да? Я тебя напугал? Тебе теперь страшно? Прости, прости дурака. — У него такой виноватый вид, и руки, обнимающие меня, почему-то слегка дрожат.