«Был ли среди людей, — говорит римский историк Вописк, — человек более безупречный, более чтимый, более значительный и более божественный? Умершим он возвращал жизнь; он сделал и сказал многое такое, что не в силах сделать и сказать люди. Кто хочет узнать об этом, пусть прочтет греческие книги, в которых описана его жизнь». Сейчас нам нет необходимости прибегать к этому совету: мы можем быть вполне удовлетворенными тщательной работой Мида, подробно изучившего все печатные источники, сопоставившего сведения, содержащиеся в них, внимательно исследовавшего все известные факты из биографии Аполлония Тианского, написанной его учеником Дамидом и спустя век переведенной и дополненной Флавием Филостратом, и данные из других, подчас таинственных, источников.
В работе Мида, помимо описания биографии философа, его чудес и путешествий, содержатся такие важные для понимания жизни и деятельности Аполлония сведения, как религиозные объединения и общины времен начала христианства, мнения современников об Аполлонии, окружение философа.
Величайшие учителя богословия соглашаются, что почти все древние книги написаны символическим языком, понятным только посвященным. Примером этому может служить биографический очерк об Аполлонии Тианском.
Критическое исследование Дж. Р. С. Мида, бакалавра гуманитарных наук, члена королевской академии наук, посвящено единственному существующему сочинению об Аполлонии Тианском. автором рассматриваются многие спорные вопросы относительно его жизни, философии и деятельности в религиозных объединениях и братствах того времени, а также о возможном влиянии индийской религиозной мысли на Грецию.
В изучении истории христианства, его происхождения и становления, по всей видимости, нет более интересного периода, чем первое столетие нашей эры, но из дошедших до нас сведений о том времени далеко немногие имеют определенный и достоверный характер. Остается только сожалеть о том, что ни один нехристианский писатель первого столетия не обладал достаточной интуицией, чтобы записать хотя бы строчку информации о зарождении и развитии учения, которому суждено было стать религией западного мира. В равной степени разочаровывает и тот факт, что мы практически не имеем действительной информации об общей социальной и религиозной обстановке той эпохи. Похоже, что главный интерес для историографов последующего столетия представляла область политической истории: воины и судьбы правителей Римской империи. Общественная деятельность императоров в определенной степени известна, ибо ее можно проследить по записям и надписям. Когда же мы касаемся сферы их личных мотиваций и побуждений, то оказываемся уже не в контексте истории, но главным образом в атмосфере предвзятых мнений, скандалов и спекуляций. Правда, политическая деятельность императоров и их чиновников может в лучшем случае пролить лишь немного света на социальную обстановку в целом, религиозной сферы она не освещает вовсе, за исключением тех случаев, когда последняя каким-либо образом не соприкасается с политикой, как таковой. Пытаться восстановить картину религиозной жизни первого столетия по императорским законам и рескриптам было бы все равно что стараться получить какое-нибудь представление о традиционной религии нашей страны по сводам законов или по отчетам о дебатах в парламенте.