А Светик, моя драгоценная добыча, открыла глаза и смотрела только на меня.
И я только на нее смотрел.
И в ее глазах отражались разноцветные огни, блики от фар… И еще что-то. Такое, что не оторвешься. Невозможно это сделать. И незачем.
Ее брат, усадив свою девчонку в машину, подошел ко мне и попытался забрать сестру.
Но я не отдал. Вот включился атавизм какой-то дикий, безумный.
Мое. Мое, и все тут.
Я за нее дрался, я ее спас. Моя!!!
И Светка, похоже, это почуяла, как испокон веков понимают женщины. Правильные женщины.
Ощутила, кто тут самый главный, кто тут ее защитил. И всегда будет защищать. За кем она будет, как за каменной стеной.
Короче, что-то такое, наверно. Из той же фигни, что и я ощутил, да не смог нормально сформулировать. И осознать. А потом просто тупо спрятал в глубине подсознания, пометив биркой «адреналиновый бред».
Она тогда отказалась идти с братом. Держалась за меня, как обезьянка, уткнулась носиком в шею и не отпускала.
А я…
А я кайфовал, дурак.
Дурак.
И ощущал себя так… Очень правильно, в общем. На своем месте.
Она, кажется, что-то шептала. И, по-моему, даже целовала меня в шею сухими нежными губками, запуская дрожь по коже.
Это было невозможно круто. И правильно.
Хотелось просто сесть за руль своей приорки и увезти Светика далеко-далеко. Туда, где только мы будем. Одни.
Хотелось, но не срослось.
Брат ее, подпол ФСБ, династия, как-никак, подходил еще пару раз, и потом, в итоге, все же забрал ее.
А меня и сестренку мою мелкую — в полицию, чтоб не отсвечивали.
В полиции меня просветили насчет статусов. Светочкиного, ее папы. И ее братишки.
И я как-то сразу все понял. Я вообще понятливый, потому не предпринимал никаких действий.
Смысл? Кто я и кто она?
Хотя, честно, первое время очень даже вспоминал ее. Глаза эти огромные, на меня глядящие так, как никто, никогда. Губы сладкие, дрожащие. Наш поцелуй в клубе, злой, насильственный, но такой кайфовый! Ее тело, так ладно и правильно ощущавшееся в моих лапах.
Вспоминал, но… Нихера не делал, раз и навсегда все правильно поняв. И приняв.
А она… Она меня искала…
— Искала… — повторяю я, чувствуя себя на редкость тупым. Такое не особо часто случается, а потому поражает новизной.
— Да, — рыжулька краснеет ярко, в цвет своих волос прямо, прикусывает истерзанные за ночь губы, отводит взгляд, — искала. Тогда, зимой. Когда в себя пришла в больнице. Спрашивала в Вика, у брата, то есть, — поправляется она, и это еще одно доказательство того, что ее брательник, теперь уже полкан ФСБшный, нифига ей про меня не сказал. И про ситуацию, в которую мы встряли по ее вине в том числе, тоже. Интересно, а ее папаша вообще в курсе про приключения дочки? Что-то мне подсказывает, что нифига.