Моя сказочная подработка (Алексеева) - страница 3

Красный шар так и лез в глаза, пока я вечером сидела с проектом. Потом вообще начало казаться, что он как будто вибрирует – зовет подойти. Я очнулась и сообразила, что просто задремала. На следующий день спросила у коллег, кто же притащил именно эту игрушку – никто не признался. Экие чудики, стесняются потертостей! Я же просто собиралась попросить шар себе, если его настолько не жалко, чтобы притащить сюда. Но нет, счастливый владелец остался неизвестным.

Следующим вечером мне даже пришлось отвернуться вместе с монитором компьютера, чтобы украшение не лезло назойливо в глаза. И все равно боковым зрением я будто улавливала от него какие-то колебания. Вот тогда-то первая мысль о галлюцинациях пробралась в мозг и заставила мысленно пообещать: «Закончу эту работу, получу повышение, стану упаковочной королевой зубочисток и сразу же высплюсь».

Но сегодня красный раздражающий фактор еще как будто начал активно пульсировать – то приближаясь, то удаляясь на краю зрения. Показалось даже, что я почувствовала какой-то запах: то ли живой ели, то ли мандарина. Ишь, какое сложное у людей подсознание – оно само по себе празднует Новый год, даже если его хозяин праздновать не собирался.

Видимо, я вновь уснула прямо за столом. Потому без страха потянулась, решила немного встряхнуться и потанцевала к агрессивно настроенному шарику. Он, уже не скрываясь от взора, изменялся прямо перед моим носом, иногда достигая размеров футбольного мяча и становясь притом почти прозрачным. Красиво! Я почти спонтанно ущипнула себя за бок и от неожиданной боли вскрикнула. Красиво быть мгновенно перестало – сделалось жутковато. Красота – понятие относительное, не всякое чудо уместно во время бодрствования.

Как любой разумный человек двадцать первого столетия, я сразу же нашла все объяснения – это такой розыгрыш, игрушка раздувается и сдувается, повинуясь какому-то механизму. Я широко улыбнулась всему вокруг себя на случай скрытой камеры, потом безбоязненно протянула руку, чтобы всем весельчакам показать: меня такой ерунденью не испугаешь. Весельчаки, если таковые вообще подразумевались в происходящем, потом оборжутся до смерти, ибо едва я прикоснулась пальцем к стеклу, как сразу растеряла всю храбрость: завизжала страшно, саму себя пугая, задергалась и перестала из себя кого-либо разыгрывать. Дело было в том, что кончик моего пальца впечатался не в стекло, а влип в какую-то вязкую жидкость, которая не отпускала. Я дернулась назад, пытаясь вырваться, но шарик притом даже не покачнулся. Наоборот, жидкая краснота втягивала мою руку все глубже и глубже. Оглушенная собственным паническим криком, я уже и видеть ничего вокруг не могла: мне казалось, что красный коридор уже вовсе не впереди, а вокруг меня, тянется на все обозримое пространство и бесшумно замыкается за моей спиной.