Соседка сказала, что слышала шум в квартире примерно неделю назад. Как раз в то время я начал свою работу по истреблению Сулейманова, сейчас она уже практически доведена до своего финального аккорда.
Я обанкротил его, лишил его бизнеса. А он даже не вышел на мой след. Это ему было не под силу. Я был лучше всех его информационных гениев, вместе взятых.
Час его расплаты пробил. И я считал, что хорошо разобрался с ним.
Нелегко обрести друга. Еще труднее потерять врага.
Я не мог убить его, как это сделал бы он, как делал он, если ему переходили дорогу.
Я поквитался с ним способом, на который был способен.
Но вот эта записка в квартире Агаты, если ее сюда подложили не специально, доказывала, что я был не прав, считая, что он – виновник ее смерти. Ведь она, получается, была уже ему ничего не должна, и он не имел к ней вопросов.
И, возможно, наоборот, если рассматривать вариант, что он догадался, что я копаю под него и его бизнес, он таким оригинальным способом решил меня успокоить. Типа не должна ему ничего Агата уже. Все тип-топ.
Я подумал, что, наверное, большого о себе мнения. Бандюки не будут так ласково разбираться со своими противниками. Просто закатают в асфальт и все.
Мне уж понятно это было по предупреждающим разговорам и не менее красноречивым взглядам Синицына и Зернова. Они посчитали бы меня сумасшедшим, узнай, в какую опасную игру я ввязался. Но они не знали о том. Никто не знал. Я действовал в одиночку. Мне хватило своих ресурсов, чтобы подвести черту под достойным бизнесом.
Стоило ли сейчас мне выйти из тени и потребовать объяснений взамен на разблокировку счетов и компьютерных сетей?
Сложно сказать. Мне не надо было объяснений. Никаких. Я упивался своей местью и беспомощностью врага. И этого было мне достаточно.
Я представлял, как он брызжет ядовитой слюной, но ничего не может сделать. Абсолютно ничего.
И это меня удовлетворяло. Я думал о том, что последний аккорд: натравить на него таких же отморозков, как и он сам, будет звучать громко.
И тогда с ним будет покончено навсегда чужими руками.
Я прочитаю в газете его некролог. И буду очень доволен собой.
Вот такой у меня был план.
Но теперь, имея на руках эту расписку, ее оригинал, я начал беспокоиться, правильную ли я тактику выбрал, на того ли я обрушил своей гнев?
Ведь если Сулейманов не виноват в смерти Агаты, то я не вправе лишать его жизни, пусть он хоть сто раз упырь. Это не в моей власти.
Возможно такое, что он вообще простил ей долг и по-отечески относился к юной фигуристке, давая ей деньги? Поддерживал, может, талант, юное дарование?