Останавливаюсь, только когда замечаю, что он держит мои руки в своих, а я рыдаю. Кажется, сон имеет все шансы сбыться. Я осторожно высвобождаюсь, понимая, что рукам (и не только!) было очень хорошо.
Денисов смотрит на меня то ли с жалостью, то ли с сожалением; у него нижнее веко подергивается. Кстати, глаза серо-голубые: то ли цвета стали, то ли вечернего неба. Возвращает творог на прежнее место между нами.
— Еще нескромный вопрос: кто отец ребенка?
— Тот самый водитель. Мы не были расписаны, дочку признал.
— Он жив?
— Да, в аварии сломал два ребра. Виновным признали водителя другой машины, который был пьян; мужу, то есть гражданскому мужу на суде вынесли определение.
— Где он сейчас?!
— Живет с родителями, работает, насколько я знаю. Мы расстались.
— После аварии?
— Да. Когда сказал, что он не герой, поэтому не будет брать кредит на безнадежное дело — на операцию без гарантий, которую рискнули сделать в единственной клинике, в Германии. Алименты платит.
— То есть он живет себе спокойно, когда ты одна пытаешься поднять на ноги вашу дочь?! Пострадавшую, кстати, по его вине?!
— Я не хочу об этом думать. Когда мне было совсем плохо, и я не знала, как поступить, ходила в церковь за советом. Батюшка сказал мне не обижаться на этого человека, потому что у каждого своя судьба.
— Ну, да, — кривится Денисов.
— И что с обидой очень тяжело жить. И что надо молиться за дочь, зачатую в грехе, — не знаю, как я выговорила это.
Игорь молчит, слушает, не сводя глаз с меня, и я продолжаю.
— Надеюсь, я его простила, но жить с этим человеком больше не могла. Потом пришлось продать квартиру моей мамы, где мы все жили, чтобы оплатить вторую операцию. А потом продать и дачу. Я работала на двух работах и кое-как сводила концы с концами.
Но через несколько месяцев, когда в Ксюшиной клинике все должно быть готово для завершающей операции, денег мне уже негде будет взять.
— Даже не думай об этом, — заверяет Игорь тоном, о котором я мечтала полжизни. — К нужному времени все будет. А ты — стойкий оловянный солдатик. А точнее — неваляшка. Тебя роняют, а ты встаешь и улыбаешься.
От его слов я невольно улыбнулась.
— Раз сегодня вечер откровений... Думал, что ни с кем уже не буду обсуждать это, — вдруг говорит он. — У меня, у нас похожее было, — ехали с рыбалки на двух машинах, мы с Эрикой и друг с женой. На пустой дороге на скорости играли «в шашечки». А справа, по второстепенной, несется старый Фольксваген. Я его заранее увидел, но, думал, уступит, — я же на главной, идиот. А у того деда инфаркт, как потом оказалось, он уже неживой был.