Первой пришельца заметила ворона. Большая, чёрная, она сидела на одном из заборов, нахохлившись. Бдела. Ворона знала всех деревенских. Знала, на чьём дворе можно достать корм, кто прогонит, а кто и не заметит. От чужака пахло иначе, он по-другому, крадучись, двигался. И веяло от него чем-то эдаким, чего ворона никак не могла назвать, используя лишь свой, птичий язык. А человеческий за свою длинную жизнь она так и не выучила. Впрочем, ей хватало знать и одно слово: «Кыш!» — означавшего, что пора расправлять крылья и улетать как можно дальше.
И вот, заметив путника, ворона яростно закричала, предупреждая своих товарок. Сейчас же из своей конуры вылез соседский пёс, зарычал грозно. Теперь уж бесполезно было таиться, и мужчина несколько раз громко хлопнул в ладоши:
— Есть кто дома? Хозяева!
Голос его был сиплым, но оно и понятно: последний раз чужаку прошлось разговаривать недели три назад. Точно в такой же деревне он обменял шкуру куницы на несколько медных монет, а те в свою очередь — на мешочек овса и пару полосок вяленого мяса. Прокашлявшись, прохожий собрался снова воззвать к обитателям дома, но тут дверь отворилась и на пороге показалась молодая женщина. Улыбнулась, приветливо махнула рукой:
— Заходи! — и больше ни слова.
Много чего в своих скитаниях видел мужчина, но таких беспечных девиц — никогда. Впервые он растерялся и, видя это, та сама сбежала с крыльца, чтобы отворить калитку.
— Давай, давай! Ты ведь устал, небось? — Вид у неё был озабоченный, а взгляд — ласковый.
Чужак задался вопросом, не встречались ли они раньше. Но нет, память на лица у него отменная, а это личико сердечком и большие зелёные глаза были мужчине явно не знакомы. Но тогда почему он послушно следует за ней? Почему безропотно позволяет усадить себя на лавку и стащить сапоги?
— Я — Тивисса. Есть хочешь? Я как раз собиралась завтракать.
— Да, пожалуй, — протянул чужак.
— Плащ повесь тут, в сенцах. Проходи, мой руки. Я пока на стол накрою.
Женщина не суетилась, каждое её движение легко перетекало в другое. Словно плела она огромную паутину из невидимых нитей. Поверх тонкой ночной сорочки Тивиссы был наброшен разноцветный платок с бахромой. Ни косы, ни пучка: короткие тёмные волосы свободно топорщились в разные стороны. Знахарка или местная ведунья — только они могли позволить себе такие вольности.
Мужчина стянул надоевшую одежду, оставшись в одной рубашке и штанах с вытертыми коленями. Тивисса одобрительно кивнула, метнулась за дверь, на ходу бросив:
— Рушник на крючке! Мой руки тщательно, не люблю грязнуль.