— Ты сказал, они считывают сознание, — подняв глаза к потолку и внимательно наблюдая, как очередная йовилль расправляет свои металлические крылья, не слишком уверенно начал Фредрик, но мысль его поняли.
— Да, думаю, она пыталась вылечить и тебя в тот день. Это имеет смысл.
— О чём они толкуют? — толкнул старпома Клаудес, но его проигнорировали.
— Они не могут принять нас за вражеские объекты?
— Нет. В них программой заложена абсолютная преданность тому, кого они вылечили, но как такого списка противников нет. Когда я здесь жил, вэ-эм-эм иногда пролетали прямо над горожанами. Правда, другой модификации, уже приспособленной для мирного использования. Мы называли их стервятниками. Вечно выискивающими ослабевших, больных особей среди толпы. Никто их не любил, но мне эти модули нравились. Поэтому я и придумал о них сказку.
— Придумал сказку? — опять влез мичман.
— Думаю, нам здесь делать нечего. Разворачиваемся. Дерек, ты всё снял?
— Так точно, капитан, сэр, — нежно похлопал по своей ручной камере как по крупу верного коня, Стиворт. — Теперь наши учёные могут спокойно выставить сартийского ящера на погляд публики. Не понятно только одно: почему мы не нашли подобные штуковин на Элпис? Кроме той, что вы, то есть, Османт утопил в Северном море.
— Их и было не так уж много, — ответил вместо командира землянин. — С десяток штук, не более. Часть, видимо, просто сломалась. Каких-то перебили местные. Думаю, та йовилль была последней в своём роде, окончательно превратившись в легенду.
Обратный путь занимал не более получаса, если идти быстро, но к тому времени, как космоплаватели повернули к «Элоизе», окончательно стемнело, и передвигаться пришлось с крайней осторожностью.
Клаудес на всех обиделся и ворчливо шипел про себя: «Развели тут тайны! Ох, не надо было мне подписывать тот контракт… не надо!» — имея в виду соглашение о работе на цеппелине. Он долго колебался, прежде чем подняться на борт исследовательского цеппелина. Но выделенные на экспедицию деньги и жалованье, обещанное королевским обществом воздухоплавания, были столь щедры, что Клаудес поставил под контрактом свою подпись. После этого похода он собирался покончить с приключениями и перевестись в какое-нибудь место поспокойней, а то и вовсе — уволиться. Но, кажется, мечтам мичмана не суждено исполниться. Он прямо-таки кожей чувствовал, как со всех сторон к нему тянутся холодные щупальца какого-то заговора. Человеком Клаудес был прямолинейным, как говорится, никогда не держал за пазухой камня, а сразу бросался с ним на любого, кто ему не нравился. И более всего ненавидел такие вот разговорчики с перешёптываниями и переглядываниями. И не потому, что чувствовал себя лишним, или испытывал желание стать ко всему сопричастным. Просто везде мичман видел угрозу, и всякое слово за своей спиной приравнивал к ножу в эту самую спину.