Тогда я впервые задумалась: а каково самому Эрителю? В отличие от возлюбленного моего, никогда он недовольства не выказывал. Всегда ходил весел и беспечен, как летний бриз. Да только не так безоблачны были небеса младшего Родимовича. Выстроил Мирдар и для него клетку прочную, с прутьями частыми, как частокол, что окружал княжеский двор.
— Иногда мне кажется, — с грустью друг поведал, — что жил я когда-то жизнью совсем иной. Сон сегодня такой привиделся: кибитка крытая, а перед ней старик седой. Кликал тот старик меня к себе, внучком называл. И такими красками яркими всё залито было, словно то и не сон вовсе, а воспоминание…
— Но как такое возможно? — не могла я взять в толк. — Ты же сам говорил, что твой батюшка привёз тебя с островов Беренейских.
— Да-да. У родителей моих настоящих семеро детей росли, а прокормить такую ораву никакой возможности не было. Потому и отдали самого младшего заезжему путнику. Знаю. Точнее, так отец сам рассказывал. В наследство мне остались только старый железный колокольчик да заплатанная рубашонка. Но почему-то, чем старше я становлюсь, тем больше нахожу всё это обманом. Не знаю… это ощущение. Будто у меня что-то отняли. Свободу. Предназначение моё истинное, не знаю, — растерянно замолчал Эритель.
И выйдя за ворота, я отчего-то разговор тот припомнила. Как наяву увидела, как Эритель неуверенно теребил кисти кушака своего «счастливого», как подёргивался уголок губ его бледных, будто у княжича никак не выходило улыбнуться. Острая жалость пронзила меня стрелой тонкою и не отпускала всё время, что я шагала к избушке Вайлеха.
Надпись, выведенная круглыми буквами на деревянной дощечке, всё также предупреждала: «Мудрый совет — за пятак, хороший — за просто так». И на сей раз я собиралась просить хоть какого-то из двух этих советов. Не понятно было, на месте ли хозяин или отсутствует. За полтора года ведун превратил своё жилище в настоящий дом. Вот только крыша осталась такой же несуразной, будто на низенькой избушке сама Птица свила гнездо своё огромное. Зато появилось и окошко, и дверь, хотя и старая занавесь никуда не делась, устилая теперь широкий каменный порожек перед входом. Взойдя на него, я тихонько постучалась, надеясь и в то же время опасаясь, что ведун услышит мой стук. Но ответа так и не дождалась. Дверь скрипнула, отворяясь сама по себе, заставив меня вскрикнуть от неожиданности и ужаса. Как пасть диковинного страшилища, готовая поглотить, не жуя, вместе со всеми потрохами и косточками. Едва не ввалившись внутрь, я всё же смогла не упасть, а именно войти в дом ведуна.