— «В доме Тейлуса и Майетолль тоже происходило множество изменений. Ежедневных, ежечасных, иногда почти не заметных, но всегда — приятных для обоих родителей. Первый шажок, первое, ещё неразборчивое слово, первая выученная буква. Ничего не отличало Фабийолля от других детей, ничто не напоминало о чуть не случившейся трагедии, кроме небольшого округлого шрама рядом с ухом мальчика. Откуда тот взялся, никто не мог сказать. Ни ранки, ни пореза у младенца замечено не было. Но спустя несколько дней после их триумфального возвращения с гор, мать с недоумением обнаружила беловатую отметину под светлыми волосиками.
— Ничего страшного, — с чисто мужским равнодушием махнул рукой Тейлус на открытие жены. — Он ещё не раз порежется, нечего попусту из-за всякой ерунды переживать. Та тварь могла его вовсе жизни лишить…
— Замолчи, — взмолилась Майетолль. — Не к добру о таком напоминать!
Но её материнская паранойя немного успокоилась. Тейлус так и не сказал жене, что Фабийолль уже был мёртв, когда огромные когти красноглазой разбойницы оторвали корзинку от земли и унесли к пещере. Да и ему самому всё чаще стали приходить на ум мысли такого толка: «Я просто перепугался, не разглядел в темноте. Принял живого за мертвеца. Он спал. Да, в горах-то сон всегда крепче, так старики говорят. Вот и уснул сынок мой, а я, дурак, не понял. Сам на себя жути нагнал». И вскоре Тейлус настолько поверил в своё объяснение, что и сами воспоминания сильно изменились, и тварь из спасительницы превратилась в главную злодейку.
Но если о своей неприятной находке Майетолль вскоре забыла, то забыть о проклятом ведуне не смогла. Первые недели после возвращения мужа с гор, она ни словом не упоминала о его предупреждениях. Мальчик цел, и слава богам! Но радость не может длиться вечно, как не может вечно светить солнце или висеть радуга. И чем старше становился её мальчик, тем чаще Майетолль слышались слова старца, как если бы он сам сказал их женщине, а не передал через Тейлуса: «Явится к вам иноземец. Засобирается он в обратный путь, уговори его взять с собой твоего сына». И стремление предупредить надвигающееся расставание с сыном прочно срослось у неё с желанием навсегда закрыть рот Вайлеху.
— Уговорить, как же!
— Чего ты там фыркаешь? — Пришедший с работы супруг как раз обмывался водой из кувшина. — Как кошка, которую мордочкой в молоко ткнули.
— Что я фыркаю?! — взвилась Майетолль. Последние дни она была крайне раздражена и совсем не воспринимала даже самых безобидных шуток. — Злой рок следует за нами! Верно позабыл ты предостережение ведуна. Уже почти год минул с тех пор, не успеешь оглянуться, как нагрянет к нам разлучник, заберёт наше дитятко! А ты всё сидишь сидьмя, ничего сделать не желаешь!