Он не думал над ответом ни секунды:
— Жить. Долго и счастливо, — поднялся с места. — Мне пора. Есть незаконченные дела.
Ольга проводила его в прихожую.
— Вы осуждаете меня? — покраснев, опустила глаза.
— За что?
— Ну… вы же читали дневник. Я столько глупостей наделала.
Вместо ответа он взял её руку, склонился, прижался к тыльной стороне ладони в долгом церемонном поцелуе:
— Я искренне рад нашему знакомству, Ольга Егоровна. Жду вас в Лондоне.
— Не думаю, что смогу…
— Не думайте, — не дал ей договорить. — От вашего приезда зависит многое. Если не всё.
Она молчала, прислушиваясь к приглушённому смеху и еле слышной музыке за закрытой дверью.
Антон Дмитриевич коснулся её руки:
— Можно мне звонить вам?
— Да, конечно, — открыла она входную дверь. Потянуло сигаретным дымком. Смех и музыка стали слышны отчётливее.
Ольга не была против общения. Только большой радости в его глазах не увидела.
Она убрала и вымыла чашки. Слушала воцарившуюся в комнатах пустую тишину. Третий участник событий не шёл из головы. Она бы не хотела вот так скитаться между мирами — бесприютная, потерянная, что-то или кого-то разыскивающая. Быть может, этот третий именно сейчас стоит внизу и смотрит на окна её квартиры?
Она вернулась в тёмную кухню и подошла к окну. На улице ни души. Ветер утих, дождь закончился. В лужах на асфальте отражались огни уличных фонарей. Быстро наступивший вечер принёс одиночество, которое теперь казалось тягостным и гнетущим.
Ольга достала из кармана пальто сложенные листы, бережно разгладила ладонями фотографию на столе. Всмотрелась в выбитые на сером камне имена.
Нет! — отбросила она лист на диван, падая следом за ним в слезах слепого отчаяния.
Воспоминания болезненным эхом отдались в душе, вызвали в памяти любимые образы.
Видения путались, ускользали, затягивались туманом. Она слышала голос Мартина. Он звал её:
— Вернись! Вернись к порогу моего дома бездомной кошкой — я дам тебе приют, дам кров и пищу, тепло и ласку.
Просил:
— Вернись перелётной птицей — я не отниму твою свободу, буду рядом, буду оберегать и защищать тебя.
Умолял:
— Вернись полевым цветком — я помещу тебя в благодатную почву, напою родниковой водой. Ты пустишь новые корни. Здесь, рядом со мной. Только вернись…
Её душа витала над узкими кривыми улицами Лондона, проносилась над скрипучими мостами и безлюдными парками.
Пряталась за углом поместья Малгри-Хаус, заглядывала в окна в ожидании встречи с ним, единственным.
Обнимала портрет с изображением матери, отца, братьев и сестёр. Гладила фолиант, которого касались руки мамы, ласки которых она так и не познала.