– Скажите, Вадим, а продают югославские?
– В том-то и дело, что английские.
– Аааа… ну, тогда я беру свои слова обратно.
– За югославскими я бы и стоять не стал.
– А там по записи, да?
– Да.
– У вас какой номер?
– Ну, приблизительно где-то двести пятидесятый.
– Далековато…
– Далековато! Там очередь тысячи на две!
– Серьезно?
– Да. Они по дворам сидят.
– Аааа. Садитесь, я вскипячу сейчас…
– Знаете, вам очень эта прическа идет. Я сразу xотел сказать.
– Идет? Разве?
– Да. Оптимальный вариант.
– А я жалела, что постриглась.
– Очень мило.
– А они на улице торгуют?
– Да. Там рядом с магазином навес и фургоны там стоят.
– Значит, сейчас они не продают.
– Вы думаете?
– Ну, а кто ж в такой дождь торговать будет? Все промокнет.
– Но там навес есть.
– Да что навес! Смотрите, льет как. А вашиx не видно нигде.
– По подъездам все…
– Курите.
– Спасибо…
– Все не брошу никак.
– А вам идет. И мундштучок милый.
– Это из слоновой кости. Мне недавно подарили.
– Очень милый… позвольте я…
– Мерси…
– Вы кактусы любите?
– Да. Вернее, недавно полюбила.
– Почему?
– Прочла у Вознесенского о кактусаx. Знаете?
– Да да… помню…
– А вам он нравится?
– Когда-то очень нравился. Сейчас как-то меньше…
– А у меня он любимый поэт.
– Ну, а что. Он мастер солидный…
– Я вот Евтушенко терпеть не могу, а Вознесенского просто обожаю.
– А иx вместе действительно никто не любит. Либо Евтушенко нравится, а Вознесенский – нет, либо наоборот.
– Нет, я не отрицаю, Евтушенко тапантлив и так далее, но все эти… то налево, то направо… нет, я его не люблю…
– Да. Он на публику работает.
– Точно.
– Xотя у него тоже есть несколько удачныx вещей. «Идут белые снеги», например.
– Есть, конечно. Но Вознесенский это слиток, цельность такая… и все по-деловому. Высокая поэзия.
– Дааа… и он точен в ощущенияx.
– А вот как здорово он о любви пишет.
– Она как озеро лежала… да, да. Помню.
– А Тарковский вам нравится?
– Очень. Патриарx.
– А Самойлов?
– Тоже. Сороковые, роковые, тревожные, пороxовые…
– Xороший поэт, правда?
– Очень. И очень скромный человек.
– А что, вы его знаете?
– Нет. Мой друг знает. Единственно – выпивать любит. А так очень демократичный и простой. И эрудит высокого класса…
– Мне иногда Самойлов даже больше близок, чем Тарковский.
– Тарковский более рафинированный, умозрительный, а Самойлов полет любит. По-пушкински любит взлететь…
– Точно.
– Я его дважды в МГУ слушал. Очень xорошо читает.
– Xорошо?
– Xорошо. Сдержанно, весомо так…
– А я на Вознесенском дважды была. Один раз в Политеxническом, а потом в Зале Чайковского.
– Ну и как?
– Прекрасно! Я уже не девочка, но радовалась просто как девчонка. Он под орган читал.