Спасло то, что дверь открывалась вовнутрь. Я налегла изо всех сил — уперлась передними лапами, лбом. И ввалилась в хорошо протопленную комнату.
Уже потом, прильнув к изразцовой стенке и впитывая, впитывая всем телом восхитительное тепло, я вдруг подумала, что черная пыль, слетевшая с пальцев старухи, была подозрительно похожа на дыхание Небыли, где осталось заперто мое человеческое тело.
Полночи я силилась добраться до него, движимая то страхом, то злостью, то отчаянием, снова и снова — пока не выдохлась. Свернулась под одеялом и даже заплакать не смогла. У кошек не бывает слез.
Разбудил меня громкий стук и голос Майры:
— Карин, ты спишь? — дверь дернули. — Ты чего заперлась? Вставай! У нас работы полно!
В глубине души я надеялась, что усну кошкой, а проснусь человеком, и окажется, что вчерашнее мне пригрезилось. Но — нет. Хвост, усы и шерсть никуда не делись. Или меня слишком рано вырвали из мира снов? Не зря же голова пуд весит, а глаза не открываются. Может, стоит вернуться в уютное забытье и подождать?..
— Карин! — Майра продолжала стучать. — Что за шутки?
А если ей надоест, и она уйдет?!
Я вылетела из-под одеяла, как укушенная, и во все горло завопила:
— Мя-а-а-а-а-у-у!
— С ума сошла! — взвилась Майра.
За окном светало, а у нас условлено, что обращаюсь я только в темное время. Соседи думают, у Эльсов живет кошка Ночка, которая гуляет под луной, а днем отсыпается за печью.
— Прекращай балаган! Мама с тебя шкуру спустит!
Я кричала и скреблась в дверь изо всех сил, наплевав на саднящие когти и ободранные подушечки лап, и Майра наконец сообразила:
— Ты что, не можешь стать человеком? Свяна милостивая!.. Подожди, сейчас маму позову!
Мама сперва долго бранила меня срывающимся голосом, потом хотела ломать дверь — заперто-то изнутри на задвижку. Но Майра спросила, не смогу ли я выйти, как вошла, через балкон ("Мяукни, если да!"), и побежала отпирать заднюю дверь.
Дальше — каменный пол кухни вместо листа бумаги, печная сажа вместо карандаша.
Я давно забыла, как в детстве училась писать и как трудно рука привыкала выводить верные палочки и закорючки. Кошачья лапа для этого приспособлена еще хуже. Но с восьмой, кажется, попытки мне удалось изобразить что-то похожее на "Льет".
— Кавалер Льет?! — у мамы кровь отлила от щек. — Он знает, что ты оборотень?
Он, может, и нет. А вот старуха…
"Ведьма при нем", кое-как накалякала я.
— Что за ведьма? Агда? Нет, не Агда! Конечно, нет… — мама никак не могла справиться с паникой. — Она… знает, кто ты?
Я покачала головой. Хотя поди ее разбери, эту дазскую ворожею. Вдруг она умеет заглядывать в Небыль — и видела там мое человеческое тело?