"И вот что любопытно, — писал агент. — В Кайлане, на родине господина Болли, все уверены, что Агмунд Хьяри был его лучшим другом, чуть ли не побратимом, который погиб по его вине, о чем господин Болли глубоко сожалел. Движимый раскаянием, он поставил над могилой Хьяри, похороненного там же, в Кайлане, роскошный мраморный памятник. Хотя моряки, ходившие с господином Болли к Закатным островам, клянутся, что за Хьяри не возвращались и никаких сведений о его судьбе не имеют. У Хьяри осталась старуха-мать, и господин Болли пристроил ее кем-то вроде дуэньи к своей дочери".
Агент намеревался собрать все возможные сведения об Агмунде Хьяри и подумывал о вскрытии могилы…
Дочитывая последние строки, Рауд вдруг понял, что не один. Скомкал листок в ладони, ощутив, как тот рассыпается в труху, и быстро обернулся.
— Кошка! Что ты тут делаешь?
Ее мех был облаком лебяжьего пуха в снежных искрах, бирюзовые глаза горели негодованием.
— Давно ты здесь? — спросил Рауд.
Она недовольно мявкнула. Потом приподнялась на задних лапах и повернула голову к узкому кривому оконцу. Рауд вздохнул.
— Нет, Кошка, разговаривать мы сейчас не пойдем, прости. Я слишком устал.
Видела ли она госпожу Ламперк? Едва ли. А вот как он читал, наверняка видела. Но сердилась не из-за этого.
— Если тебя беспокоит видение… Что бы там ни было, не принимай его близко к сердцу. Это не пророчество, всего лишь придворная игра на Ночь Всех Богов.
Было забавно видеть кошку, сидящую на задних лапах, и Рауд против воли улыбнулся.
Пушистая красавица издала возмущенное "фррхх".
Она отлично поняла, что он пытается уклониться от ответа.
Рауд присел на корточки и взял ее за передние лапы, будто за руки, погладил шелковистую шерсть и горячие шершавые подушечки. Ее зрачки расширились, вспыхнув тысячью вопросов.
Рауд покачал головой.
— Я предупреждал, Кошка. Мне еще придется делать вещи, которые тебе не понравятся. Так надо. Не спрашивай ни о чем.
В кожу сейчас же впились острые коготки — и замерли. Глаза, яркие, как лучезары, смотрели требовательно и непримиримо. Рауд увидел в них отражение других глаз — синих, опушенных ресницами цвета темного меда, и ему вдруг захотелось рассказать то, о чем, кроме Альрика и членов семьи, знал только Варди Соллен.
— Когда я в который раз пришел просить за брата, Альрик сказал, что позволит ему уехать из страны, если я отдам свой дар. Я отказался. Меня учили, что сила, врученная нашему роду, дороже кровных уз и семейного долга. Нас всех этому учат. Мой отец, будучи в расцвете сил, уступил свое место мне, желторотому мальчишке, потому что в противном случае дар был бы утрачен. Так сказала ему богиня. Еще она сказала, что если он не уйдет, то потеряет сына… Я надеялся, что Альрик не посмеет изувечить Карстена. Но он запер семнадцатилетнего мальчишку в подземелье с висельниками. Наша мать…