Никогда не думал, что это так сложно — исповедоваться. Зато потом стало легко, будто с плеч неподъемный груз сняли.
Ника сидела тихой мышкой, слушала. Даже плакала тихо, только носом хлюпала, как Полька, когда на меня обижается.
В какой-то момент показалось, что она тянется ко мне, но стоило упомянуть эту скотину Рубана, возвращаемся туда, с чего начали. Ника снова закрывается от меня, и я понимаю, что наш разговор идет совсем не в ту степь.
Отнимаю ее ладошки от лица и вкладываю в них бокал. С меня неважный утешитель, «айсвайн» справляется лучше. По крайней мере, сегодня.
— Не плачь, Доминика, все прошло, — говорю, заглядывая в зареванные глаза. — Я больше не боюсь, я знаю, что смогу вас защитить. Вы — самое дорогое, что у меня есть.
— Тимур… — всхлипывает она, — ну почему ты такой непробиваемый?
Сдавливаю ее хрупкие запястья.
— Тимур… Почему ты больше не говоришь на меня «Тим»? Только на Тимоху.
Теперь моя очередь задавать вопросы. А ее — исповедоваться.
— Потому что ты стал другим. Ты все время разный, Тимур, разве ты этого не замечаешь? Иногда ты становишься тем Тимом, в которого я влюбилась. Иногда Талером, который нашел меня на складе в багажнике. А есть еще много всяких разных Тимуров, которых я просто боюсь, и никогда не знаю, кто из них сейчас рядом.
Вот это поворот! Я, конечно, контуженный, но не до такой степени, чтобы меня боялась моя девочка!
— Знаешь, — глажу большим пальцем тонкую кисть, — есть отличный способ определить. Память тела. Если не знаешь, кто перед тобой, тащи меня в кровать. Там сразу станет ясно.
Доминика поднимает на меня темные глазищи, в темноте я вижу только как они блестят. А потом начинает смеяться.
— Ты пошляк, Тимур, просто невозможный.
Сгребаю ее руки в свои.
— Доминика, если без шуток, то я нормальный, меня же обследовали, знаешь, сколько там бумаг тогда исписали? Километры, этими заключениями можно проложить дорогу по всему Эльзасу. Я просто привык все решать сам, ни на кого не обращать внимание, ни под кого не подстраиваться.
— Но я не хочу так, Тимур, — она подсаживается ближе, — я же не просто приложение к тебе.
— Не приложение, — соглашаюсь, — а продолжение. Ты — продолжение меня, ты для меня как я, поэтому ты со мной, а не Рубаном.