Тимур чувствует, как я вздрагиваю, его руки напрягаются, и он говорит негромко:
— Расслабься, Ника, я сейчас смою гель и унесу тебя в постель. На меня не обращай внимания, что делать, я не могу настолько себя контролировать.
Я это хорошо ощущаю. Как он вдавливается в меня, когда водит руками по спине, когда касается губами волос. Но на меня будто напал ступор, и я чувствую себя в его руках безжизненной куклой.
Тимур вытирает меня полотенцем, заворачивает в сухое и относит на кровать. Кладет рядом чистую пижаму.
— Одевайся. Я сейчас вернусь.
У него все такое же напряженное лицо и закушенная губа. Быстро одеваюсь и промакиваю полотенцем волосы. Их надо высушить, а фен в ванной, но подняться уже нет сил. Так и сижу на кровати, жду Тимура.
Он выходит в одном полотенце на бедрах, и я смущенно отворачиваюсь. Хочется спрятаться под одеяло при виде его слишком красивого тела, загорелого, с капельками воды. Я больше не имею права даже смотреть на него, хоть бы он скорее оделся…
— Ты куда, Ника? — оборачивается он с удивлением, когда я делаю слабую попытку встать.
— Мне нужен фен, — я упорно смотрю в стенку, а сама кожей чувствую прожигающий взгляд Тимура.
— Сиди, я сейчас принесу. Только оденусь.
Вздыхаю. Он тоже себя чувствует уверенней, когда между нами есть несколько слоев одежды. А еще лучше парочка бетонных стен.
Тимур приносит фен, но мне не дает. Разворачивает спиной к себе и начинает сушить мне волосы. Горячий воздух согревает, я опускаю голову назад и подаюсь к Тимуру, когда он запускает руку к корням, чтобы просушить пряди.
— Ника, сиди ровно, — цедит он сквозь зубы, и я спохватываюсь. Незачем его провоцировать.
Но его руки касаются кожи, гладят, массируют, и внутри рождается давно забытое и старательно упрятанное подальше чувство. Хочется больше его рук, хочется его губы, и я настойчиво прогоняю перед глазами картинки из совсем недавнего прошлого с надменным, злым, пренебрежительным лицом Тимура.
Он прогнал меня, забрал моего ребенка, такое нельзя забывать. Но тело не хочет слышать голос разума, оно плавиться от близости этого мужчины, и я изо всех сил цепляюсь за бортик кровати, чтобы удержаться.
Тим выключает фен, его рука по-прежнему у меня в волосах. Вдруг его пальцы сжимаются, стягивают волосы в хвост, и я оказываюсь спиной притянута к твердой груди.
— Что же ты со мной делаешь, а? Это в последний раз, сама будешь сушить свои волосы. Только попробуй не выздороветь.
И хоть это говорится грозным шепотом, мне хочется улыбаться. Киваю, Тим отпускает меня и уносит фен. Ныряю под одеяло, он говорит, не оборачиваясь: