— От Рубана ты тоже так отворачивалась, когда он тебя трахал? — цежу сквозь зубы, и из-под длинных черных ресниц снова высекаются молнии.
— Нет. Он не ты.
— Да, он не я, — вдавливаюсь бедрами и удовлетворенно сглатываю, поймав пробежавшую по хрупкому телу дрожь. — Я бы скорее сдох, чем продал женщину, которую люблю. И родного сына.
С трудом заставляю себя оторваться от женщины, которую хочу так, что искры летят из глаз. Пах болезненно ноет и тянет. Внутри желание взять ее прямо здесь — каких-то два движения, всего лишь высвободить себя и отодвинуть полоску белья — борется с голосом разума. Который, скажем прямо, язык не поворачивается назвать светлым и незамутненным.
Если я сейчас это сделаю, она меня возненавидит.
«А если не сделаешь, будешь лохом, она тебя и так ненавидит, ты ничего не потеряешь».
Встряхиваю головой, разгоняя творящийся в голове треш, и отталкиваюсь от стены обеими руками. Я гребанное дно, но не полное днище. Я никому больше не позволю притронуться к Доминике, но и сам к ней не прикоснусь. Пока она сама не попросит.
— Я позвал тебя не для этого, Ника, — говорю все еще сипло, но уже не как доходной астматик. — Твой муж по понятным причинам не осмелился озвучить тебе достигнутые нами договоренности. Поэтому я взял эту благородную миссию на себя.
Иду к столу, достаю подписанные Рубаном бумаги и веером расстилаю их перед Доминикой.
— Что это? — побелевшими губами спрашивает она.
— Это то, на что подписался твой муж, этот достойный человек. Смотрим по пунктам. Пункт первый — развод. Он обязуется развестись с тобой в самые сжатые сроки. Второе — он отказывается от отцовства в отношении малолетнего Тимофея Рубана в мою пользу. Взамен этого Рубан становится единоличным владельцем ресторана и получает долю в компании-франчайзере.
Ника молча рассматривает бумаги, где стоит подпись ее бывшего мужа. Да, он все подписал. И не особо упирался, но я не стану об этом говорить. Наконец она поднимает на меня свои большие глаза, и я вижу там слезы.
— Но в ресторан вложены и мои деньги, Тимур, — ее голос дрожит, хоть моя девочка мужественно пытается справится с собой.
— Ты продашь мне свою долю, Доминика, — выкладываю перед ней следующий лист, — я погасил кредит, который ты брала для первоначального взноса. Ты больше ничего не должна.
— Но зачем тебе это, Тимур? — вырывается у нее всхлип. — Ты хочешь отомстить, выбросив меня на улицу с двумя детьми?
Даже я цепенею. Это же за какого урода надо меня держать? Молча выкладываю последние бумаги, Ника видит заглавный лист, и ее глаза становятся еще больше.