— Что это, Тимур? Брачный договор? И… запрос на усыновление? Ты хочешь усыновить Тимофея?
— А ты думала, я его забираю у Рубана, чтобы продать на органы? — не удерживаюсь от едкого, хотя и звучит это по-детски. — Да, Доминика. Я хочу, чтобы оба ребенка были Большаковы.
— Но почему? — шепчет она, поднеся руку к горлу. — Зачем тебе чужой ребенок?
— Он мне не чужой, — отвечаю как можно спокойнее, хоть внутри все кипит, — он брат моей дочери. И твой сын. Мне этого достаточно.
Доминика долго смотрит на бумаги, но я понимаю, что скорее всего, она их не видит. Оборачивается ко мне и говорит с болью в голосе:
— Значит, все это ты затеял для того, чтобы я вышла за тебя замуж?
— А разве ты не этого хотела, Доминика? — старательно маскирую в голосе такие же горькие нотки. — Да, я хочу свою семью.
— Ты говорил, что нам, детдомовским, нельзя заводить семьи и иметь детей, — теперь ее голос звучит совсем безжизненно. — Что мы не сможем быть хорошими родителями. И что в семье мы жить не умеем.
— Я много всякой херни говорил, Доминика, — говорю развязно, заглушая в груди ноющую боль. — Но я ошибался. Ты никогда не была детдомовской девочкой, и я не хотел бы лучшей матери для своей дочки. Да, я не умею жить в семье, но ты меня научишь, Ника.
— Тогда зачем так, Тимур? — поднимает на меня глаза, полные слез. — Ты по-другому не можешь?
— Как по-другому, Доминика? Ходить к вам с Рубаном домой в гости, носить тебе цветы и стоять под окнами вашей спальни, слушая как вы… — пальцы сжимают спинку стула до побелевших костяшек. Стоять, Талер, сейчас расхерачишь номер отеля и испугаешь свою девочку. Беру себя в руки, выдыхаю и говорю уже гораздо спокойнее. — Ты хотела отомстить мне, Доминика. У тебя все получилось. Каждый прожитый мною день и каждую прожитую ночь ты превратила в ад. Когда я представлял, как ты просыпаешься с ним, как стонешь под ним, как встречаешь его вечером и кормишь ужином. Хватит. Мы в расчете. Теперь ты будешь жить со мной.
Вижу, что она хочет возразить и опережаю, поднеся ладонь к ее губам и чуть не срываюсь, чтобы не смять их пальцами, а потом вломиться ртом. Нет. Нельзя.
— Не любишь? И не надо. Ты достаточно меня любила, теперь моя очередь. Жить со мной — это не значит спать со мной. Я не собираюсь покупать твое тело, Доминика. У меня достаточно денег, я мог бы купить себе любой секс и сколько угодно, мне нужна ты, а не твоя покорная ненависть. Если не со мной, то ни с кем. Значит будем просто жить и воспитывать детей. А я подожду, пока ты сама меня не захочешь.