— Там ваша спальня, Доминика, — делаю шаг к своей троице, внутренне поражаясь, как быстро она и эти две кнопки стали мне дороже, чем вся моя прежняя жизнь. А главное, что сына Рубана я отдельно от них вообще не рассматриваю…
Может, я и правда на Северном полюсе побывал, и там что-то сместилось в моей голове?
Понемногу моя семья осваивается на новой территории, Тим сползает с рук Ники и весь вечер носится по комнатах. Я играю с ними в прятки, потом заказываем в номер ужин, Ника кормит детей, и вроде все нормально. Но когда приходит время сна, начинается полный треш.
Тимоха не может уснуть, сначала ползает по всей кровати, играется, прячется от нас с Никой. А потом уже просто капризничает, и Ника просит меня выйти, чтобы я не мешал ей укладывать детей. Понимаю, что помощник из меня никакой и молча ухожу. Но когда спустя некоторое время слышу, как плачет Полинка, моя нервная система дает полный сбой.
Ступаю бесшумно как сапер на минном поле, заглядываю в спальню и вижу, что на одной руке у Доминики сопит Тимка, а на другой всхлипывает Полька. Нике тяжело и неудобно, и я только сейчас понимаю, каково это, когда разница между детьми меньше года. Как же она справлялась, моя девочка, если этот мудило «папа Алекс» вечно работал?
Подхожу к ним и присаживаюсь на корточки. Парень все-таки дрыхнет, ушатался, а моя детка тихо плачет, стараясь не разбудить брата.
— Полечка, — шепчу ей на ушко, — что опять случилось? Мы же так хорошо играли!
— Белль, — всхлипывает она, — и Эльза, и Аврора. И Варя…
Непонимающе смотрю на Нику. Она целует Польку и объясняет:
— Это ее куклы. Я сложила их в коробку со всеми игрушками, а Полинке жалко, что они спят не в своих кроватках. Она каждый вечер укладывает их спать.
— А еще зайчик, — таким трагичным голосом шепчет мой ребенок, как будто все зайцы в мире издохли сразу в одну секунду. — И Бемби…
— Почему ты их не забрала сюда? — спрашиваю Нику, натыкаюсь на холодный взгляд и чувствую себя последним… в общем, презервативом, только на «г».
Я сам сказал, чтобы она много вещей не брала, что на месте все купим. Доминика еще возражала, что дети не бросят свои любимые игрушки. А я — да, согласен, полный мудак, — пообещал, что куплю им много игрушек и что не надо тащить с собой всякий хлам.
Как я мог такое сказать девочке, сохранившей старого облезлого кота, которого сам подарил ей пятнадцать лет назад? И у которого уже давно вместо глаз две пуговицы?
Встаю, иду в гостиную и беру телефон.
— Рубан, ты дома? Дело есть…
* * *
Долго стою над сопящими детками, чувствуя себя так, будто на мне полночи топталось стадо слонов. И как такие две козявки могут вытянуть столько сил? Как с ними справляется одна Доминика?