— Я не стану сообщать Орлову о вашем местоположении, — так ответил ей Дарквуд. — Решайте сами. Я поддержу любой ваш выбор.
Дарквуд шел на преступление. Укрывательство омег! Да если бы это стало известно… Это всеобщая травля! Но мужчина пошел на риск.
Но теперь ее девочкам нечего бояться… И желание позвонить и снова услышать его голос слишком невыносимо. Дочка никогда не узнает, как болело в груди все эти годы. Как трудно было одергивать себя каждый раз, когда пальцы набирали заветные цифры. Владимир Орлов… Его лицо, запах, прикосновения и повадки остались в ее душе неизгладимыми шрамами. Она резала и рвала в клочья тягу к мужу, но так и не смогла изжить его из сердца.
Глупый кусок плоти тосковал. Плакал кровавыми слезами всякий раз, когда на глаза попадалась статья с заголовком об очередной его пассии. Словно он дразнил ее, издевался, наказывая за удачный побег. А потом пропал. Через год… Раз — и нет, вообще нигде и ничего об Орловых. Только краткие новости компании и редкие фото, позволяющие понять, что он жив.
Постепенно Татьяна привыкла. С двумя маленькими детьми не заскучаешь, да и жить стало в разы трудней — документы на Микаэль сожрали те деньги, что были рассчитаны на двоих. Было трудно, но она справлялась. А когда тоска становилась совершенно невыносимой, вспоминала неестественно выгнутую маленькую ручку и полные боли и страха глаза дочери. Владимир тогда действительно испугался. Даже прекратил бегать по шлюхам и пытался вызвать расположение девочки подарками. Но если ребенку можно запудрить мозги, то для нее, Татьяны, боль дочери стала последней каплей…
Мраморные перила холодили ладонь. Дом Дарквуда — не тот дворец, в котором она жила, но очень близко. Впрочем, нет разницы, из чего сделаны прутья клетки. Но тут она не чувствовала себя скованной. Особенно теперь, когда ее девочки оказались в надежных руках. И мысль о том, что Микаэль досталась двойная порция любви уже не слишком беспокоила. А ее крошка-Мари… Дарквуд с нее глаз не сводил, и уже за это Татьяна готова была простить альфе все грехи.
И теперь вроде бы как нет дел, не надо ни заботиться о будущем, ни думать, как выжить. Исчезли отвлекающие факторы, обнажая острую, как бритва, тоску. Она никуда не исчезла. И не стала слабее — просто привычнее.
Дверь в комнату плотно закрылась, оставляя ее один на один с мыслями. И с телефоном. Несколько движений пальцами — и станет проще. Понятнее, хотя на том конце провода ее, может, уже никто и не ждет. Но она должна просто услышать, ведь, несмотря ни на что, ее тянуло обратно. И Татьяна устала бороться с этой тягой. Устала думать — а что если? И точно не в силах дальше заставлять себя не искать упоминания об Орлове. Занялся благотворительностью! Почему? Зачем, если всегда считал это бессмысленным занятием?