А то, как она смотрит на меня?
Блядь.
Как будто она хочет, чтобы я повторил все это снова и снова. Она хочет, чтобы я был единственным, кто заставит ее слезы остановиться и слижет их.
Она хочет плакать за меня, чтобы я конфисковал эти слезы и забрал их себе.
И это не то, чего я должен желать или хотеть. Это даже не то, о чем я должен думать.
И все же, глубоко внутри, в темных уголках, которые я десятилетиями пытался подавить, есть часть меня, которая хочет именно этого.
Хуже того, эта часть может хотеть чего-то еще более гнусного. Чего-то, о чем я, вероятно, буду сожалеть, когда все это подойдёт к концу.
Но конец не сегодня. Поэтому я не позволяю себе думать об этом, отстраняясь от ее рта. Ее губы медленно отпускают мои, оставляя след слюны между нами и прилипают к нижней губе.
Я слизываю, высунув язык, убирая всю слюну.
— Нокс... — шепчет она, ее дыхание сбивается, когда мой язык покидает ее губы.
— Ш-ш-ш. — я поворачиваю ее лицом к стене и продолжаю держать за горло. — Мне нужно, чтобы ты вела себя очень тихо, пока я буду трахать тебя, красавица.
Глава 15
Анастасия
Мне кажется, со мной что-то не так.
С ним.
С нами.
Иначе почему, черт возьми, мне так жарко, и я возбуждена, как никогда раньше?
И это началось не только сейчас, нет. Это перевозбуждение зародилось, когда он прижал меня к стене, схватил за горло и слизал мои слезы. Он высунул язык и слизал их все. Я должна была отпрянуть, должна была отойти или попытаться остановить его.
Но произошло нечто гораздо худшее.
Мне понравилось.
Каждый взмах его языка был похож на то, будто он лижет мою киску, раздвигая мои ноги, получая больше доступа.
А когда он погрузил язык в мой рот, я почти почувствовала, как его член глубоко вошел в меня.
Я все еще чувствую это сейчас, неконтролируемую потребность, и не уверена, его это или мое.
А может, комбинация того и другого.
Его огромное тело прижимает меня к стене, и я не могу дышать, не потому что он сдавливает меня, а из-за всего остального.
Например, его дыхание на моем лице и резкие покалывания, которые оно вызывает.
Или запах его одеколона, окутывающий меня целиком, как это было перед Кириллом и Александром.
Но больше всего это его тепло, чувство безопасности, которое я никогда не позволяла себе испытывать, даже с отцом.
Потому что он не говорил этого, мой отец, он никогда не говорил, что защитит меня. Вот почему я ушла, вот почему я ношу контактные линзы и очки и изменила цвет волос.
Вот почему я украла у него.
Но Нокс сказал это в присутствии тех двух опасных людей. Ему было все равно, что они опасны и что они могут свернуть ему шею одним движением руки Кирилла.