Она смотрит на меня.
— Что плохого в пузырях? Они безопасны, и никто не причиняет тебе вреда, когда ты в них.
— Они иллюзия, которая рано или поздно исчезнет. Все, что тебе останется, это еще больше страданий.
— Я разберусь с этим, когда это произойдёт.
— Или ты можешь справиться с этим сейчас, а не прятаться.
— Я не прячусь. Я в порядке.
Я достаю свой телефон, открываю камеру и подношу его к ее лицу.
— Разве это похоже на человека, с которым все в порядке?
Ее губы раздвигаются и дрожат, а в фальшивых глазах собирается свежая волна слез. Я ненавижу, что она изменила цвет глаз, что я едва вижу проблеск неземной синевы, в которую я смотрел, когда впервые встретил ее.
Голубой цвет, рассказывающий мистическую историю без единого слова.
Она отталкивает телефон и смотрит в сторону. Когда она говорит, ее голос так низок, что почти неразборчив.
— Иногда прятаться единственный выход для таких, как я. Так что позволь мне.
Я опускаю ее очки в карман и кладу одну руку на стену возле ее головы, а другой беру ее за горло и наклоняюсь к ней.
— Видишь ли, в этом-то и проблема. Я не могу.
Ее дыхание сбивается, когда моя грудь льнет к ее груди, пока мы оба не ощущаем гулкие удары сердца и скачущий пульс.
Пока мы оба не оказываемся в ловушке настоящего момента.
— Что ты делаешь...
Ее слова обрываются, когда я опускаю голову и слизываю ее слезы. Я пробую на вкус соленый вкус и ее страдания, страх и тревогу. Я беру все, мой язык лижет ее горячие щеки, затем нос, подбородок, и заканчиваю ее губами.
Мои губы касаются ее губ, и я облизываю их, покусываю, наслаждаясь каждой ее дрожью, трепетом и слабыми стонами, а затем погружаю свой язык в ее рот.
Тем же языком, который пробовал на вкус ее слезы, я заставляю ее пить их, питаться ими от меня.
Я крепко сжимаю ее горло, целуя ее сначала медленно, потом жестко и быстро, и так безудержно, что она задыхается напротив.
Она хрипит, хватаясь за воздух, ее пальцы изо всех сил держатся за мой пиджак, и когда я открываю глаза, чтобы посмотреть в ее, они закрыты.
Ее голова откинута назад, и она позволяет мне овладевать ею, мой язык пирует на ее языке, а зубы кусают и щиплют, посылая крошечные искры боли через нее.
Это то, что я делаю, в конце концов. Я мастер боли. Удовольствие не может быть без этого; должен присутствовать баланс между хорошим и плохим.
Красивым и уродливым.
И Анастасия, кажется, не возражает против этого, укусов между облизываниями, покусываний между посасываниями. Если уж на то пошло, она теряется в этом так же глубоко, как и я.
Потребность, которая взрывается в моем паху, безошибочна. Я настолько тверд, что это причиняет боль, такую сильную, что мои брюки не могут сдержать это. Она, должно быть, чувствует мою эрекцию на своем мягком животе, потому что ее глаза широко раскрываются, хотя мой язык играет с ее языком, хотя она все еще вздрагивает, как тогда, когда я слизывал ее слезы.