Я пожала плечами и наклонилась ближе к нему.
— Ситуация — полный отстой.
— Да, это так. Ты можешь придумать какой-нибудь другой способ найти Ивара?
— Нет. Может, Дулиттл попробует снять ошейник во время техноволны?
Кэрран покачал головой.
— Я спрашивал. Он считает, что это убьет мальчика, говорит, что у нас есть тридцать шесть — сорок восемь часов, в зависимости от того, как долго длится магия. Есть большая вероятность, что следующая волна магии будет для мальчика последней.
Через два дня Родерик с его совиными глазами умрет.
— Помнишь, несколько лет назад исчез отряд ОПА? Одиннадцать полицейских, вооруженных до зубов? Об этом писали в газетах?
— Да.
— Это был Хакон.
— Так его зовут?
Я кивнула.
— Я не стала говорить этого при Дагфинне, чтобы он не взбесился. Кого бы мы не взяли, они могут умереть. Но если мы никого не возьмем — умрет мальчик.
— Мы объясним это и поищем добровольцев. — Кэрран притянул меня ближе. — Какой еще у нас выбор.
— Я устала от этого паршивого выбора. Если собрать всех людей, которых я убила, их кровь превратилась бы в озеро. Я пытаюсь выбраться из него, и у меня нет желания делать его еще глубже.
Мы сидели рядом, касаясь друг друга.
Если Кэрран попросит добровольцев пойти с нами, то в Стае найдутся желающие. Мне придется смотреть им в лицо, я стану свидетелем их смерти, а потом мне придется рассказать об этом их семьям, если, конечно, я сама выживу. При условии, что Кэрран выживет.
Эта мысль выводила меня из себя. Все равно мы сделаем это. На другом конце этого уравнения находился ребенок, так что да, мы стиснем зубы и сделаем это. Но меня это так злило. Я готова задушить Аурелию, если она попадет мне в руки. Она знала, на что способно ожерелье, и сознательно выбирала между мужем и сыном.
— Можно ли убить Хакона?
— Нет. Чероки пытаются уже много лет. Все, что они могут сделать, это удерживать его на этом холме. Если его уничтожить, он просто соберется вновь. — Я зарычала. — Я не хочу этого делать.
— Я знаю, — сказал он.
— Ты думаешь обо мне плохо?
— Нет. — Кэрран погладил меня по спине. — Как я уже сказал, это выбор, который мы делаем, и иногда любой выбор плох, а потом ты сидишь один и вспоминаешь все то ужасное дерьмо, которое ты должен был сделать и сделал, и разбираешься с этим. Эти мысли съедят тебя заживо, если ты позволишь.
Я выпрямилась и коснулась его щеки.
— Ну, тебе больше не придется сидеть в одиночестве. Мы будем сидеть вместе.
Он поймал мою руку и поцеловал ее. Его пальцы согнулись в кулак, а глаза потемнели. Он выглядел устрашающе.
— Хотел бы я отмотать время назад и размозжить ей череп до того, как она надела ошейник на ребенка.