Стоял сентябрь, время в Алжире ещё душное. Здесь же было прохладнее, не глядя на широкие открытые окна и отсутствие кондиционера, которым так гордился Хамид в своём офисе. Практически везде заметен тонкий налёт пыли, как её не убирай. Ветры с юга приносят вездесущую песчаную взвесь из пустыни.
— Что ты делаешь у нас, христианин?
— Скрываюсь. Во Франции я совершил необдуманный поступок, эфенди.
Мулла с интересом склонил голову набок.
— Любопытно. И весьма. Говор у тебя не французский, даже на северянина не похож. Откуда попал во Францию?
— Позвольте не отвечать, эфенди. Это уже не имеет значения, — Виктора обеспокоило наблюдение мусульманина; арабы в мастерской не обратили внимания на произношение и ошибки, сами болтали по-французски ещё хуже.
— Не буду неволить, христианин… Но что-то в тебе не так. Может — иудей?
— Нет, эфенди. Признаться, я вообще не верю в Бога.
В глазах муллы мелькнула укоризна.
— Прискорбно. Христиане и иудеи тоже ищут дорогу к Богу, хоть идут ложным путём.
Виктор пожал плечами. Каждому своё.
— Неужели не страшно жить в сознании, что смерть уничтожит для тебя весь мир? Что всё исчезнет — для тебя лично?
— Если загробная жизнь существует, то она наступит для меня объективно, верю я в неё или нет.
Мулла грустно улыбнулся одними морщинками вокруг глаз.
— Знакомо. Видишь ли, мы знаем о ней немного, только рассказанное Пророку, мир ему, архангелом Джабраилом. Но все, включая наших оппонентов — христиан, иудеев, буддистов — согласны, что посмертие зависит от прижизненного поведения, и отрицание Бога влечёт дурные последствия. А бегство из Франции означает, что ты и так далеко не безгрешен.
Они говорили долго, потом Виктор зашёл снова. Эфенди умел находить слова, пробивался и через плохой французский автомеханика, и сквозь барьеры атеистического воспитания СССР, замешанного на марксовом девизе «религия — опиум для народа».
Дед не вмешивался, только уважительно отозвался о мулле как человеке незаурядного ума. Само общение с давно умершим родственником сокрушало материалистическое мировоззрение Виктора. Однажды он распрощался с Хамидом, столь же вежливо — со своими мучителями, назвав их братьями перед лицом Аллаха.