– Добро пожаловать, дорогая! Чувствуй себя как дома! Наслаждайся комфортом. Ты заслужила жить именно в такой роскоши, – глумился Герман, забавляясь тем, что дергал Алину за руки и тряс, словно она тряпичная кукла.
Затем он схватил Алину поперек туловища и совершенно нагую отнес к стене, на которой крестообразная рама поджидала свою очередную жертву. Он жесткими веревками прикрутил к раме несчастную жертву за шею, руки и ноги, но самое отвратительное было то, что Герман привязал Алину лицом к вонючей замшелой стене. Стоило ей нагнуть голову и она непременно касалась носом и губами этой мерзкой стены.
– Что на уме у этого изверга? – беззвучно рыдая, думала Алина.
Ничего хорошего от своего тирана она не ждала. Герман, закипая от ярости, задумчиво оглядел стены, выбирая соответствующее ситуации орудие пытки. Он остановил свой выбор на казацкой нагайке, которой с удовольствием несколько раз прошелся по узенькой спине хрупкой Алины. Ее крики были музыкой для его извращенного слуха убийца, а разорванный багровыми полосами шелк белой кожи распалял воображение, возбуждая желание. Герман вытащил из ящика в углу бутылку водки, открыл ее, и, сделав несколько больших глотков, щедро плеснул огненной водой на израненную спину едва живой от болевого шока Алины. Нечеловеческий крик потряс камеру, но ни один звук не покинул ее пределы, да и слышать его было совершенно некому. Вокруг уединенно стоящего дома на краю дачного поселка на километры никого не было.
Алина потеряла сознание, а изверг отвязал свою жертву и перенес на решетку, распяв ее. Широкие кожаные ремни крепко обхватили шею, руки и ноги Алины. Герман мог делать все, что взбредет в его голову с искалеченным от рождения мозгом, издеваясь над беззащитным телом Алины и насилуя его самыми извращенными способами. Он вонзался в нее, наказывая своей «любовью». Оставалось только непонятным, кого и за что он наказывал? Алину за неверность его сыну? Олега за любовь к не той женщине и постыдную близорукость? А, может быть, себя за отсутствие чувств к самым близким людям и желание, унижая и подчиняя других, почувствовать себя полноценным человеком?
Когда Алина очнулась, Герман неподвижно стоял у стены и смотрел на нее, не отрываясь и не мигая, застывшими, словно остекленевшими глазами. Алина тихонько вскрикнула и застонала от боли. Увидев, что его жертва очнулась, Герман оживился и в его помутневших безумных глазах снова вспыхнула ярость. Он подошел к распятой Алине и, больно схватив ее за волосы, брызжа слюной, прорычал:
– Очухалась?! Белая мышка… Тихоня, значит? Вся такая тонкая-звонкая, заморочила голову моему легковерному сыну, а сама ему наставляешь рога с его же другом?!