– Ясно, – я понимающе хлопнула друга по плечу. – Все ясно мне с вами. – Еще одно сомнение в общую копилку дурного настроения. Оказывается, этот день не только у меня такой дурацкий. Из-за Белого в голове все еще больше спуталось, сбилось в тугой мысленный колтун. – Тебе же нравится Хоуп. Зачем ты ее отпустил?
– Отпустил? – парень удивленно вскинул брови. – По-твоему, я должен был связать ее и запереть, что ли?
– Нет, конечно, – мои губы тронула скупая улыбка, – но поговорить, рассказать…
– Она сама все понимает. И – знаешь что? – я в нее верю. Верю в то, что она сделает правильный выбор.
– Ого, вот это оптимизм! Мне б такой… Удивительный ты человек, Белый… только знаешь? Вот честно! Не нравится мне это твое прозвище «Белый». Только не обижайся, но я должна была тебе это однажды сказать.
Что за нелепое желание сиюминутного правдорубства на меня напало? Зачем я это сказала вообще? К счастью друг не обиделся, только отшутился:
– Придумай лучше, если не нравится, только с таким же смыслом.
И я придумала. Сходу, будто озарение на меня снизошло:
– Широ.
– Что еще за Широ?
– Это значит «Белый», но только по-японски.
– По-японски… Ладно, я подумаю над твоей идеей. – Тяжеленная ладонь дружески хлопнула меня промеж лопаток. – Пойду домой, тебе собираться надо.
– Ага.
Странное чувство переполнило меня, и я вдруг крепко обняла друга:
– Ну что ты, мелкая, словно в последний путь отправляешься. Закончится ваш конкурс, и соберемся все вместе вечерком, винца попьем. Не драматизируй.
Когда он ушел восвояси, я загрузилась по полной. Зависла, как старый комп и все сверлила, буравила даль пустым, немигающим взглядом.
В общем, до отправки в Клуб я была так погружена в себя, что не замечала никого и ничего. Некоторых (Эйба, например) видеть не хотелось, но пришлось.
Его присутствие напрягало. Просто дико напрягало! Видят боги, я не хотела пересекаться с ним взглядами, но то и дело натыкалась на него глазами, ловя себя на том, что вроде как сама ищу этой встречи. Ну, что за…
Роковой день.
Ёжась от волнения, я низко поклонилась Ише, кивнула соседу и на ватных ногах направилась к телепорту.
Шла, словно в киселе. Состояние было какое-то странное – полусонное оцепенение. Тени баньянов резко пересекали путь, обезьяны в кустах кричали тревожно, предупреждающе. Моя подруга в царском ожерелье выскочила на дорогу и уставилась на меня неподобающе печальными глазами.
– Ну, ты-то чего? – пожурила ее я. – Вы все что-то знаете и не договариваете? Так?
Обезьяна не ответила – сперва обхватила узловатыми лапами голову, а потом развернулась на сто восемьдесят градусов и указала мне на Ишину хижину. Что это могло значить – ума не приложу. Но не отступать же теперь из-за одной обезьяны? Да и старик мой сказал вполне доходчиво и четко: «Дойдешь до конца, тогда и поймешь». Значит, идти придется…