Лориавель сдвинула брови и на секунду замолчала.
– Попытаться можно. Но это будет трудно. Придётся ведь отсчитать твой точный возраст и поднять книги двадцатилетней давности, выискивая там людей, которые переживали трудный период в жизни и отдали своих детей. Возможно, придётся поднять некрологи. Имён и точных мест, куда уносили младенцев, у нас не записано. Да и записи сами вполне могли отсыреть и сгнить. Но я обещаю тебе, что сделаю всё, что в моих силах. Сахашенаас, мы найдем их, – пообещала она.
С этими словами она коснулась моей ладони, уверенно вглядываясь в глаза. Такой теплый и дружеский жест, что мне стало не по себе.
Но едва я начала чувствовать себя неловко, как она перевернула мою кисть и закинула туда три камушка.
– А ну-ка, давай, тебе нужно сделать совсем немного! Закрой глаза и произнеси:
«Felissa ihveta neht,
Losc rashes vert fjessen bjeht»
И несмотря на то что её губы произносили слова на неизвестном мне языке, я всё равно слышала в голове совсем иное. Это было уже похоже на сумасшествие.
– Это паучий язык? – уточнила я нервно.
Лориавель кивнула.
– Но ты не произносила ничего подобного.
– С первого раза сложно начать говорить на паучьем, – пояснила она, вдруг протянув руку в сторону и положив на мох. В ту же секунду по ее ладони взобрался маленький паучок и уселся там, довольно потирая лапки. – У них иная речь. Нет у них человеческих связок, и слова, которые ты произносишь, являются лишь человеческой интерпретацией языка этих существ прекрасных. Без подготовки не сможешь ты заговорить с ними, ведь не приспособлена ты к их речи.
Я кивнула, не став спорить. И повторила все, что просила Лориавель: закрыла глаза и с некоторым трудом, но произнесла:
«Felissa ihveta neht,
Losc rashes vert fjessen bjeht»
И снова у меня в голове мелькнуло то, что это значит:
«Пусть камень и твёрже льда,
В руках моих он – вода…»
От переживаний сердце застряло в горле.
Осталось лишь распахнуть глаза, увидеть, пришли ли в движение камни… и узнать наверняка, являюсь ли я уроженкой Стеклянного каньона…
Но ничего не произошло.
Я хлопнула ресницами и с легким разочарованием поняла, что мелкие голыши так и остались лежать на ладони неподвижно.
– Хм… – протянула Лори. – Ну, это еще не значит страшного… – неуверенно говорила она, а у меня под ребрами разрасталось что-то тянуще-тоскливое.
Видимо, мне все же ужасно не хотелось думать, что я обычная брошенка. Ненужная родителям собачонка, которую выставили на улицу. И, возможно, хотелось надеяться, что они еще живы.
Ведь с детства я привыкла считать, что нерадивые мама и папа, обычные люди из какой-нибудь бедной провинции Шейсары, просто подбросили меня к многодетной незнакомке на порог. Та приютила чужую малышку, потому что хоть и жила в нужде, но не могла бросить ребенка. И с тех пор я росла в чужой семье, помогала, отрабатывала свой хлеб и думать не думала о том, что когда-нибудь встречусь с настоящими родителями. Зачем они мне были нужны, если я сама им оказалась без надобности?..