Я уже почти слышала в ответ:
«Да, детка, я просто так решил провести языком по твоему телу, начертив горячую линию до самой груди. Жаль, до нее-то и не достал!»
Но Джерхан ответил совершенно спокойно:
– Давай так. Я предложу тебе два варианта, а ты скажешь, какой тебе нравится больше. Идет? – А затем, не дожидаясь моего ответа, шагнул ко мне и, коснувшись моего подбородка, низким, бархатистым голосом проговорил: – Первый вариант: я просто хотел дотронуться до твоей кожи… Ты так прекрасно пахла, что я потерял голову…
Его голос просочился в меня, как отрава, настоянная на меду. Голова закружилась.
– Второй вариант, – тем временем тихо продолжил Джерхан, вдруг проведя большим пальцем по моим губам. Коротко, быстро, на миг задержавшись в уголке, чтобы почти сразу исчезнуть, будто этого и не было вовсе. – Я не чувствовал запаха яда из раны, но цена ошибки была слишком велика. И лучше было показаться опасным пещерным извращенцем, чем увидеть через несколько минут красивый женский… труп.
Я вздрогнула на последнем слове, словно меня ведром воды окатили. А Джерхан отошел на шаг назад, предварительно всучив мне несчастный халат.
– Одевайся. И я расскажу тебе то, что… посчитаю нужным.
С этими словами он демонстративно ушел в соседнюю комнату, словно ему было вовсе не интересно, что у меня под мокрым платьем и как вообще я буду переодеваться.
Каков нахал!
У меня все еще стучала в висках кровь, словно я пробежала марафон. Всего пара коротких фраз Джерхана абсолютно лишила меня способности нормально соображать, разжигая в груди очередную шаровую молнию. А он просто взял и ушел!
Обуреваемая праведным возмущением, я демонстративно скинула с себя мокрое платье, не сходя с места, стоя посреди комнаты. А затем спокойно натянула теплую мягкую ткань без рукавов, зато с длинными полами и пушистой подкладкой.
Посмотрела в проем соседней комнаты – и ничего. Не заглянул ни разу! Нахал!
Я сжала губы и раздраженно выдохнула, злясь на саму себя за странное и совершенно ничем не объяснимое поведение.
Это все местные грибочки, как пить дать! Делают из девушек развратных хищниц, а те и рады.
Я коснулась рукой платья, стараясь успокоиться. На ощупь ткань снова напоминала те самые колдовские волокна паутины, которые могли быть одновременно нежными, как облако, и прочными, как металл. На этот раз платье-халат было фиалково-голубым, и мне стало позарез необходимо посмотреть, как я в нем выгляжу.
Заозиравшись по сторонам в поисках зеркала, я, к сожалению, ничего похожего не обнаружила. Зато из соседней комнаты вдруг донеслось: