Особенное место… Зря я зашла так далеко.
Оркестр грохнул с новой силой, и я резко выдохнула. Тряхнула выбившимся волосами, облизала высохшие губы. Пора возвращаться обратно. Должно быть, Джер уже ушёл… И мне пора. Только ещё немного постою и пойду. Всего одну минуту. Ещё минута в ледяном одиночестве, которое, как назло, лизало мою кожу теперь ещё и изнутри.
Усталость рухнула на плечи одномоментно, придавив тяжестью пережитого. Как же погано всё получилось… От голода, холода и выпитого вина потемнело в глазах, и я пошатнулась. Проковыляла до башни, поджала замёрзшие пальцы и оперлась плечом о холодное полотно двери.
Чуть-чуть передохну перед поездкой. Путь домой в миг показался длинным и утомительным, будто мне предстояло преодолеть весь Квертинд. Окружение расплылось, смазалось единым мрачным пятном. Я крепко зажмурилась. Перед глазами поплыли яркие мурашки, похожие на мерцание страниц персонагвира.
Что-то я совсем обессилела. Так и знала, что все эти танцы — дурная затея. Даже после сражения с икша не чувствовала себя так паршиво, как после вальса с Демиургом. И последующей сцены с Джером.
Пять вдохов по три секунды. Закрытые веки дрожат от напряжения… Но надо взять себя в руки.
Я постояла немного, убеждаясь в том, что всё ещё дышу, и открыла глаза. И увидела грязную и намокшую, но всё ещё жёлтую сумку прямо под самым носом.
— Я должен извиниться, — родной голос мгновенно вернул меня в реальность.
Я вцепилась покрасневшими пальцами в сумку, выдрала её из мужских рук и недоверчиво оглядела ментора. Джер избавился от проклятой иллюзии и стал самим собой — обычным человеком без кровавых мутаций и свирепого блеска в глазах. Смотрел мягко и виновато. Так, что у меня не осталось ни капли обиды. Ментор был как никогда нужен мне сейчас… Да и всегда.
— Джер, — по-настоящему обрадовалась я и припала к его груди.
Безотчётно, порывисто, под действием какой-то совершенно незнакомой магии притяжения.
Джер оказался восхитительно тёплым, таким уютным и по-настоящему родным! Моим ментором. И в этот раз, как и в сотни предыдущих, беды и сомнения отступили под натиском сметающей нежности единственно правильных объятий. Я льнула к нему с такой жадностью, какой сама от себя никогда не ожидала. Стало даже стыдно за то, что я так быстро сдалась и простила его. Но не настолько, чтобы хоть на секунду отстраниться.
— Ты вся ледяная, — он сам отстранился, растёр мои плечи и подул на лицо горячим хмельным воздухом. Я смешливо скривилась. — Решила замёрзнуть насмерть назло мне?
Он улыбнулся собственной шутке, но в зелёных глазах мелькнуло беспокойство. И от этой родной зелени, яркой даже на фоне изумрудной изгороди, и от этого беспокойства где-то в животе зашевелился ласковый нежный трепет.