— Прелестное создание, если бы вы знали, как я завидую вашей истории! Невероятная, увлекательная, завораживающая!
— Вообще-то, рыбалка и правда увлекательное занятие. Мы с отцом ставили ловушки по…
— О нет, не той истории, лин де шер. А той, которая только начинается, — пояснил Виртуоз Мелироанский.
— Откуда вы знаете, что у меня начинается какая-то история? — захлопала я глазами.
— Потому что я бард, — отчеканил музыкант. — Я всегда чувствую, когда начинается великая история. Иначе я бы не добился такого ошеломительного успеха у моих почитателей!
Я слышала о многих знаменитых бардах, но имя Виртуоза Мелироанского было мне незнакомо. К тому же, я сомневалась, что настолько успешный бард приехал бы на выступление в таверну Фарелби.
Мой пёстрый спутник прислонился к стенке дилижанса и вновь тихо завёл своё творчество. Пальцы его засветились, по струнам забегали яркие жёлтые искры. Это зрелище заинтересовало меня даже больше, чем сама музыка.
«Историй занятных большой я охотник,
Коль сердце нагое трепещет в груди.
И вот начинается сказка сегодня,
Что ждёт синеглазку на длинном пути»
Нагое сердце?!
Да уж, если бы бард знал, какая страшная и кровавая сказка ждёт меня впереди, то, возможно, спел бы совсем другую балладу. Но рассказывать об этом кому-либо было нельзя, так что я, следуя его примеру, облокотилась о ближайшую дощатую поверхность и попыталась уснуть.
Глава 3. Детерминанты и персонагвиры
Много лет я засыпала и просыпалась под плеск воды. Тихий шелест озера Фарелби убаюкивал меня на ночь и нежно будил по утрам. Я так привыкла спать под шум воды, что не представляла себе отдых без этого мерного звука. И прямо сейчас, прижавшись ухом к стенке дилижанса, я слышала, как знакомый плеск приятно ласкает слух.
Открывать глаза не хотелось: я боялась, что моё наваждение, моя маленькая связь с дорогим сердцу прошлым пропадёт, как только развеются остатки сна. Но выбора не было — скоро мы прибывали в Нуотолинис, и оставаться в дилижансе я точно не собиралась.
Двое моих попутчиков бодрствовали. Предприимчивый рудвик плотнее завязывал мешки, мужчина в очках вчитывался в пергамент и делал какие-то пометки с помощью длинной тонкой палочки. Судя по тому, что в ней не было чернил, она являлась магическим артефактом. Бродячий бард сладко спал, прижимая к груди лютню. Его берет съехал на бок, за расстёгнутым воротом камзола виднелась мятая нижняя рубашка из тонкого батиста.
Сонно потягиваясь, я выглянула из окна дилижанса… и обмерла.
Ласковый шелест мне не почудился. За окном плескалась вода!