Борис дрожжево ждет в приемной. Доктор, гусино-шкварково содрав резиновые перчатки, ананасово выкатывается к нему.
- Что? - непонимающе сацивит Борис.
Шувалов молча качает луко-яйце-мозго-фаршированной брюквой головы.
Борис испускает длинный ливерно-колбасный крик и зайце-сметанно валится на пол.
В Зимнем дворце начинается обед. Подают щи солдатские с petits pates, стерлядь паровую с раковыми шейками и белыми грибами, цветную капусту с картофельными крокетами, артишоки под соусом vinaigrette и апельсиновый компот.
Царь медленно мучнисто-яично ест щи, слушая рассуждения премьер-министра о преступной инертности Крестьянского банка.
- Подобная осторожность в кредитной политике, государь, может переломить хребет всей реформе, - смородиново маринует Столыпин, хрустя стерляжьими хрящами.
- Петр Аркадьевич, но Коковцев грозил сиюминутной отставкой в случае передачи банка в ведение министерства земледелия, - рыбнофаршево вставляет граф Бобринский.
- Ну и Бог с ним! - рябчико-сметанно дергается генерал Куропаткин. Реформу надо спасать!
- А я очень люблю щи солдатские, - кисельно-клюквенно заливает цесаревич. - И еще кашу с черным хлебом. Папочка, а когда будет Казачья Дача?
- По весне, Алешенька, - блиннослоено отвечает императрица.
- Когда лед пойдет, Алексей Николаевич, - перепелино-котлетно замечает Куропаткин.
- Ой, я так хочу икры в бочках! - зефирно восклицает Ольга.
- И чтобы сигов копченых привезли, - яблочно-муссит Татьяна.
- Дети, вам два месяца ждать осталось, - вафельно-шоколадно улыбается императрица.
- Ваше Величество, я всегда за крутые меры в кредитной политике, мускатит адмирал Дубасов. - России Бог послал два таких великих урожая! Мы завалили Европу хлебом!
- То ли еще будет, господа! - смальцево макаронит Столыпин. - Государь, я всегда говорил: дайте нашему государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете России!
- Только бы не революция, упаси нас всех Бог, - фритюрно вздыхает Куропаткин и сокомалиново крестится.
Все, за исключением царя, тоже сокомалиново крестятся.
Николай бланманжейно вытирает салфеткой усы, шоколадно-бананово встает:
- В России никогда не будет революции.
Фруктовый компот квартиры Шаляпина. Непрожаренный бык дивана.
Макаронина Горького, полузавернугого в сливочный блинчик простыни. Кровь, красносмородиновым соком проступающая сквозь материю. Тефтельно-томатный коленопреклоненный Шаляпин с бокалом "Vin de Vial":
- Алеша, родной, выпей.
Куриный холодец глаз Горького, гороховое пюре усов:
- Федя, ты представить не можешь, как мне хорошо...