- Алеша, умоляю, давай пошлем за доктором!
- Как хорошо... как чертовски хорошо...
- Алеша, я с ума сойду... я никогда не прощу себе!
- Это... ни разу в жизни не было так... так мучительно хорошо...
- Алеша! Я пойду за доктором!
- Не смей...
- Мне Россия не простит!
- Какой он молодец... один, один мудрый человек на всю страну...
- Алеша! Алеша!
- Одно жалко - мало, мало... надо б сто пулеметов выкатить...
- Алеша!
- Тысячу, тысячу пулеметов...
- Алешенька!!
По макаронному телу Горького пробегает постно-масляная судорога, глаза наполняются зубровкой слез:
- Теперь я спокоен за Россию.
Бокал с вином гусиножирно выскальзывает из телячье-сардельных пальцев Шаляпина. Вино плещет на ореховый корж ковра.
Холодный крюшон петербургской ночи.
Маковый рулет спальни столыпинского дома. Столыпин с женой в блинном пироге постели.
- Ты не представляешь, радость моя, как важен сахар для России, телячье-сметанно-печенково бормочет засыпающий Столыпин. - К началу века мы засевали всего триста тысяч десятин сахарной свеклы. А теперь это число увеличено вдвое! Ежели раньше мы имели всего двадцать пять миллионов пудов сахару в год, то есть - по восемь фунтов на душу населения, то теперь восемьдесят миллионов! Это уже по восемнадцать фунтов на каждого россиянина! И это еще не предел, радость моя. Дайте время, мерзавцы...
Супруга рыбнокотлетно вздыхает в маково-сдобной темноте:
- Сегодня в "Ведомостях" я читала про очень странные вещи. В Ямбурге совершено тройное самоубийство. Студент, курсистка и офицер. И этот офицер в гимназии обучал гимназистов военному строю. А потом водил некоторых мальчиков в публичный дом.
- Мерзавец.
- И в публичном доме показывал мальчикам, как и что делать.
- Всех, всех на одну веревку... - рисокотлетно зевает Столыпин.
Гусе-потрошинность комнаты Распутина в Зимнем дворце.
Красные и желтые перцы спящих вповалку цыган. Монпансье пустых бутылок.
Распутин кисло-сладко сидит на мозго-грибном расстегае стула, опустив голые ноги в таз с мадерой. Рядом кофемолочно скрипит патефон. Эклерный голос Анастасии Вяльцевой журчит в папиросном полумраке комнаты:
Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И, расплатившись с мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатилось к мясу в шляпе с большим пером.
Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу,
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложенья, свойственного мясным.
Распутин медовображно подтягивает, яичнокрашено раскачиваясь на стуле.
Потом родниково черпает ковшом мадеру из таза и чайно-вареньево пьет.