— Это ты ничего не понимаешь, – отвечаю ей. – Считаешь, Соломонов с Лизой лучше Насти? Серьезно? Тогда я тебя разочарую. Вы все, и ты тоже, мизинца ее не стоите, понятно? А теперь скажи мне, что значит не вняла словам? Ты что, приходила к ней?
Мать снова теряется, в ней одновременно плещется смятение, злость, непонимание, это в совокупности выглядит даже забавно, только мне сейчас не до смеха.
— Я просто донесла до нее мысль о том, что не стоит ставить на тебя. Вы не пара, я уже сказала, как бы она ни пудрила тебе мозг своей любовью, на самом деле...
— Мне тебя жаль, – перебиваю ее, – если отмотаешь в памяти назад, может, вспомнишь о том, что ты когда-то тоже была бедной и никому не нужной. Только вспомнишь не в контексте того, какие все вокруг негодяи и какие мы молодцы, что выбрались из нищеты, а в том, что всегда надо оставаться в первую очередь человеком. И знаешь, тогда у тебя это наверняка лучше получалось, чем сейчас.
Я встаю, достав несколько купюр, кидаю на стол.
— Не смей приближаться к Насте, мам. Я сейчас без шуток.
Иду к выходу, слыша, как она зовет меня, но не оборачиваюсь, пусть побудет одна, переварит информацию. В машине матерюсь, выруливая на дорогу. И когда только мать успела пропесочить Насте мозги? Вот, видимо, откуда эта отстраненность и выполнение обязанностей строго по договору. А я все голову ломал, чего ее переклинило. Ладно, дома я с ней поговорю обстоятельно. Надо расставить все точки над и. А сейчас побеседуем с Дариной.
По дороге набираю Настю, понимаю, что если она видела видео, то надумает всякого теперь, надо хотя бы по телефону её успокоить. Но не хочу упустить и Дарину, она вполне может смыться после содеянного, а мне нужно кое-что выяснить. Настин телефон отвечает долгими гудками в течение всей дороги. Обиделась? Или телефон забыла, это за ней часто водится, как я успел заметить. Ладно, после разговора двину сразу на квартиру.
Когда подъезжаю к месту жительства семьи Дарины, даже присвистываю. За эти годы они забабахали здоровый домище вместо старого. Видимо, дочь о них не забыла, что уже неплохо. Захожу за калитку, навстречу выбегает дворняга, сначала с явным подозрением обнюхивает, потом начинает вилять хвостом. Невольно улыбаюсь – узнал. Чака взяли в дом щенком примерно за полгода до моего разрыва с Дариной. Глажу его по холке, подняв глаза, вижу на пороге мать девушки. Смотрит на меня немного испуганно.
— Добрый день, Любовь Каримовна, – улыбаюсь, выпрямляясь, она кивает. Испуг сменяется стыдливостью, словно ей неудобно передо мной. Хотя она лично ни в чем не виновата. – Дарина здесь?