— Каким образом? – спрашиваю бестолково.
— Ну как же, – слышу, что Касторин уже воодушевлен. – На самом деле, все складывается идеально, даже более остро, чем мы могли бы придумать. Настя уезжает вместе с сыном, потому что видит видео с вами и той девушкой. Собирает вещи и молча улетает, чувствуете накал? А вы летите следом просить прощения, возвращать. Настя девушка мягкая, уверен, вы уговорите ее доиграть этот акт.
— А дальше-то что? – усмехаюсь. – Она сюда не поедет, а я там сидеть не буду, вы же понимаете? И в итоге будет еще один мыльный пузырь.
— Побудете там недельку, потом вернетесь один, почему один, мы придумаем. А там две недели, и выборы. Все это время будем нагнетать обстановку, уверен, электорат будет в восторге.
А все-таки не зря он свой хлеб ест, а, как ловко обыграл сложившуюся ситуацию. Только вот основная проблема в том, что я действительно полечу к Насте, но совсем по другим причинам. И мне совершенно не хочется, чтобы это была очередная рекламная кампания. Мне хочется, чтобы это были просто я, Настя и Андрей. Не знаю, как это будет, но попытаться я обязан.
— Нет, Евгений Борисович, – произношу в итоге, – не обессудь, но я предпочитаю закончить эту кампанию. Всю неустойку оплачу.
Он некоторое время молчит.
— Ну что ж, – говорит в итоге, – выбор ваш, Демьян Александрович.
— Спасибо.
Мы прощаемся, минут десять я лежу на кровати, разглядывая потолок. А потом понимаю, что нужно ехать на работу, чем быстрее разберусь с важными делами, тем быстрее уеду.
В машине меня застает звонок от Светланы.
— Скоро буду, – отвечаю сразу.
— Тут Соломонов, – шепчет девушка, – и он в ярости.
— Понял. Спасибо.
Так, что еще успело случиться? Определенно москвичи засветились, только не знаю, каким образом.
Вхожу в приемную, Соломонов встает с дивана, киваю в сторону кабинета, делая Свете знак, чтобы не мешала. Она кивает в ответ, понимая с полуслова. Как только за нами закрывается дверь, мужчина резко хватает меня за грудки.
— Ты что же, подставить меня решил, Третьяков? Ты знаешь, что я с тобой за это сделаю?
Аккуратно снимаю его руки, пройдя за стол, сажусь и говорю:
— Давайте остынем, Иван Алексеевич. Сядьте и спокойно объясните, в чем вы меня обвиняете?
Он смотрит внимательно, тяжело дыша, качает головой.
— Знаешь, как тебя называют, Третьяков? – говорит вдруг. – Честный делец. И я сам так считал до этого момента.
— Подробнее, – хмурюсь, сцепив руки в замок.
— Подробнее заключается в том, что мне начали перекрывать кислород. Объекты уплывают сквозь пальцы, партнеры начинают валить. Скажешь, не твоих рук дело?