Слышу — вломился мой дружок, дом громит. А я сижу, страшно мне, но при этом злость взяла, ну, думаю, погоди, сука. И давай я оружие себе делать.
Вы меня знаете, у меня подход ко всему серьезный, поэтому за дело взялся по полной. Рессору от батиной волжанки достал, доску яблоневую, из которой хотел каминную полку делать, рейку с храповиком. Ну вы ж понимаете.
У меня, видно от спорового голодания и переживаний башня понемногу ехать начала. Черт его знает, сколько я там сидел. Лотерейщику тоже не уйти — он полудохлый, если меня не сожрет, совсем подохнет, это он смекнул. Но до меня ему не добраться — в мастерскую батя дверь из железа–тройки сварил, да еще и звукоизолированную. Мама не любила, когда он там сверлит–пилит и ей мешает, вот он и нашел выход. Короче он слышит, как я тут киянкой по стамеске стучу, я слышу, как он мне, сука, мебеля ломает. Трудимся.
Вдруг слышу — затих. А я как раз вундервафлю свою доделываю, уже думал, как через ворота выскочить и с тыла взять супостата.
Тут кто–то стучит в дверь — морзяночкой СОС выбивают. Я в ответ марш зенитовский. Там ржут, суки. Выходи, говорят, спортсмен, готов твой обидчик.
Я вылезаю — не врут. Лежит лотерейщик с пробитой башкой, как Троцкий, а над ним пассажир с ледорубом. Ну, потом–то я узнал, что это клювом называют, а тогда за ледоруб принял. А у меня в руках вундервафля. Парень с ледорубом и второй, у которого в руках как бы невзначай автомат организовался, смотрят на меня. Я на них.
Это, спрашивает, чего за эээ… балда?
Неуч, говорю, это ж полибол, вершина военной мысли древних греков. Многозарядный арбалет с натяжением лебедкой, я б из него этого гада через минуту завалил, если б вы не мешали.
Ну и окрестили меня в честь оружия моего. Вот только Прицеп, крестный мой, был происхождения рабоче–крестьянского, трудно ему слово полибол выговаривать, вот он и упростил в меру своего разумения. А мне теперь всю жизнь страдать, целую, понимаешь, вечность.
А полибол… Полибол оказался херней полной. Не, лотерейщика завалить можно, если повезет. Но вот с быстрой перезарядкой оказалось все не так радужно, как мне виделось. Ну и при выстреле бывало, что болты застревали, если два сразу из магазина выпало. Лучше, чем ничего, понятное дело, но в целом — херня. Я его потом удачно у Попа обменял на мосинку. Так у него в магазине и висит мое творение. Он врет напропалую, что купил его у древнего римлянина, который из прошлого попал. Это все потому, что я ради прикола в простыню замотался и с ним на латыни заговорил, еще и знаками общался. Хрен знает, что на меня нашло тогда. Но, думаю, если б не латынь, послал бы он меня в задницу вместе с полиболом. Lingua latina non penis canis est.