Викторию разместили в неотложке, Анья полезла к ней: она не могла оставить подругу одну. Либлик не мог оставить Анью. Чертыхаясь и гневаясь больше, Либлик вслед за ней полез в машину.
Виктория оказалась в реанимации в тяжелом состоянии. Из-за удара и неудачного падения пострадала голова: выявили черепно-мозговую травму, образовался отек мозга…
Анья надолго прописалась в больнице. Приезжала каждый день. Невзирая на то, что «высовываться не следует», – так беспрестанно твердил ей Либлик, – Анья высовывалась и даже ночевала на стульях в коридоре, так как в палату никого не впускали. Облегчало жизнь то, что Анью сменяли: Альма и Луиза, удивительные, уже немолодые женщины, основавшие приют. За долгие годы общения Виктория стала им близкой подругой, и из рядовой постоялицы заведения превратилась в третье лицо организации.
Либлик злился. Беспокоился, как бы их не поймали. Очевидно, в приюте он их скрывал, подобно тому, как прятал Анью и себя в психиатрической клинике. Теперь же, вне безопасных стен, перспектива быть замеченными вездесущим оком Альянса возрастала. Либлик транслировал данную истину всем своим наэлектризованным видом.
Виктория впала в кому.
Обычно первую половину дня Анья проводила в приюте, а вечерами отправлялась в больницу. Чтобы наутро рассказать постояльцам, как обстоят дела: расстроены были все. Люди подходили, справлялись о здоровье Виктории, поскольку прикипели к ней душой. А еще просили советов, затрагивали темы уже касательно собственной жизни. После памятного «сеанса», к Анье начали обращаться с вопросами личного характера, с острыми, волнующими ситуациями, в решении которых требовалась помощь. И обращения не прекращались – почему не прекращались? Ей казалось, так должно произойти. Но с каждым днем к ней подходили чаще и рассказывали как можно больше. Однажды вовсе удивили: решив собраться самостоятельно, попросили снова с ними поговорить.
Анья согласилась: как могла отказать?
Впервые в жизни Анья почувствовала себя доктором Бергманом. В прошлую свою публичную лекцию ничего подобного Анья не испытывала, хотя вещала в массы впервые, а то, что впервые – всегда волнительно и, говорят, запоминается надолго.
Анья догадывалась, почему: почему воспринимает происходящее иначе. В прошлую встречу Анья не чувствовала той ответственности, которая навалилась на нее теперь. Теперь же из приглашенного гостя Анья превратилась в ведущую, ей следовало инициировать и вести разговор. Опираясь на профессиональные знания. А тех набралось немного.
Она переживала, переживала жутко, и оттого старательно слушала, вникала в проблему, разбирала детали. Вставляла реплики, обменивалась мнением, делилась своими наблюдениями. Анья часто вспоминала тех, кого консультировала с доктором Бергманом. А самого доктора Бергмана – еще чаще. Что доктор Бергман говорил, как доктор Бергман себя вел… И вдруг поняла: Анья делала все то же самое, что делала в обыденной жизни, общаясь со знакомыми, родственниками, друзьями. Анья постоянно с этим жила: с умением слушать и слышать людей.