Так, если выявляли серьезные недуги, бездомных отправляли в диспансеры. На здоровье приют не экономил, экономил на другом: на одежде, мебели, личных принадлежностях. Главным талантом и Луизы, и Альма являлся талант коммуникации. Женщины умели общаться с людьми и привлекать, порой не без труда, спонсорские и меценатские деньги. На них и жили. А так же на то, что жертвовали приюту простые, небезразличные граждане.
Однако полностью здоровых не было, об этом следовало знать: скрытые болезни исключаться не могли даже в полноценном обществе. Просто в приюте риски удваивались.
Седовласый Рудольфо сипел, временами кашлял и неуклюже переминался с ноги на ногу.
– Мне даже неловко, – говорил Рудольфо. – Мне бы вылечиться… И жить стало бы легче. Даже улицы меня не страшат…
Анья посмотрела на Либлика. Тот забавно выгнул бровь.
– Думаю, с этим вопросом вам лучше обратиться к Луизе. – За медицину отвечала она.
– Нет, мне нужны именно вы.
Вот теперь она насторожилась. Обычно с ней заговаривали иначе: «как вы думаете» или «нужен совет». И если бы не вчерашнее открытие, сделанное в палате Виктории, сочла бы, что Рудольфо ошибся в формулировках. Только, чуяло сердце, он не ошибся.
– Я…даже…не знаю, – нечленораздельно проговорила Анья, все пытаясь ответить себе на вопрос: он хочет, чтобы Анья его вылечила? Помогла избавиться от симптомов?
Рудольфо с надеждой заглядывал в глаза.
– Старик, поговорим позже. – Анья охнуть не успела, как Либлик вырвал ее у собеседника и повел за собой.
– Только не говори, что они узнали про мой дар. Все они, – сказала Анья, не поднимая взгляда с земли. – Как так? Неужели Альма и Луиза разболтали? Значит, все видели?
– Может быть, видели, но не поняли. Захотели понять. А для этого нужно обсудить, поделиться новостью с ближним. И вот она известность, – недобро улыбнулся Либлик. – Ты только дай людям надежду.
С кем они могли обсудить? Да с кем угодно, женщины со всеми дружили. Сколько постояльцев знало? Анья припомнила обстановку за завтраком: чувствовалось небольшое напряжение. Ели молча. Кто-то перекидывался отдельными фразами, но в меру. Обычно застолья проходили живее.
– Он действительно хотел…ну, чтобы я ему помогла? То есть не поговорить?
– Не поговорить. Что-то мне подсказывает, это только начало.
И Либлик оказался прав.
Анья дежурила на кухне, когда к ней обратилась женщина. Ростом с Анью, с распущенными светло-рыжими волосами. Анья не раз ее видела, не раз пересекалась с ней за общими делами, только имени, к сожалению, не помнила.
За руку она держала девочку: бледненькая, тощая, лет двенадцати, с большими голубыми глазами. Она смотрела на Анью исподлобья.