– Какой грозный, – усмехнулся Первый. – Еще скажи, что ее запах свел тебя с ума после стольких лет покоя!.. Впрочем, это твое дело. У меня теперь заботы поважнее есть. У кого, говоришь, ты нашел мой палец?
– У самого богатого семейства города, разумеется,– усмехаясь, ответил Эрвин.
– И у них мой сундук, или один палец? – допытывался Первый.
– Откуда же мне знать, – усмехнулся Эрвин. – Может, ты сам пойдешь проверишь?
Первый промолчал, но в его молчании было слишком много чувств.
– А ты не мог бы, – приторно-сладким голосом, после надолго затянувшейся паузы, заискивая, попросил Первый, – дать мне немного силы?..
– А сам не можешь разве? – невинно поинтересовался Эрвин, поблескивая смеющимися глазами. Черная тень, висящая перед ним, затряслась от злобы, завыла тоскливым голосом призрака, заблудившегося на болоте.
– Проклятый тщеславный ублюдок! – провыл Первый в муке и тоске. – Неужто нельзя обойтись без того, чтоб у тебя выпрашивали, чтобы тебя умоляли?! Так нужно унижать меня?!
– В этом мире, – посмеиваясь ответил Эрвин, – прав только сильный. Если не можешь взять сам – проси, и посмирнее! Ты, кажется, забыл, что именно мне ты обязан тем, что сейчас можешь существовать в этом мире. За то, что так непочтителен ко мне, быть тебе собакой, – Эрвин звонко щелкнул пальцами, и перед ним, цокая когтями по паркетному полу, заскакал яростный лоснящийся остроухий доберман в ошейнике с синими сапфирами.
– Но смотри мне! Только попробуй, тронь мою девчонку, – голос Эрвина тоже превратился в страшный стон злобного духа, его красивая ладонь стала в черной когтистой лапой. Подцепив собаку за ошейник, Эрвин подтянул ее к себе, к своим прекрасным и страшным глазам поближе. – Я вытряхну из тебя остатки жизни. И сделаю это самым ужасным способом, какой только придумаю. Ясно?
Собака жалобно скулила в его руке, часто дыша горячей пастью.
– Пошел прочь, – Эрвин брезгливо оттолкнул Первого от себя. – Надеюсь, ты сможешь раздобыть себе немного крови, чтобы вернуть себе хоть какое-то подобие самого себя…
Собака, повизгивая от еле сдерживаемой ярости, рванула к дверям, на улицу. Послышался шорох гравия под ее лапами, и Эрвин, неспешно потягивая коньяк, прислушивался к тому, как ночной охотник удаляется от замка Демонов все дальше.
– Ах, совсем забыл, – с улыбкой произнес Эрвин, когда собаку вовсе не стало слышно. – У них на волшебных палочках магия не ниже третьего уровня. Будь осторожен!
Но его, разумеется, уже никто не услышал.
На бал Ветта явилась разодетой в пух и прах, в новом платье с кринолином, которым она с непривычки цеплялась за все и всех. Спереди оно было украшено целым рядком бантов, от груди до живота, рукава расшиты кружевами, а шлейф тащился вслед за девушкой на целых два шага! На голове Ветты красовался новехонький шикарный черноволосый парик. Нитки настоящего жемчуга свисали с его накрученных локонов до самых ушей девушки, а на макушке красовался бант, жирной раздавленной бабочкой распластавшийся по прическе.