– Видите ли, дитя мое, – мягко ответил король. – Ваш отец был умен, расчетлив и тщеславен. Он шел к своей цели очень последовательно. Он укреплял свои позиции. Он поначалу служил мне так истово и одержимо, что я доверял ему бесконечно. Как своей собственной руке. Странно ведь думать, что твоя собственная рука вцепится в твое горло, не так ли? Он хорошо подготовился... Поэтому у вашего отца была охранная грамота, королевское благословение и всепрощение. Однажды он совершил ошибку, досадную – и, думаю довольно продумано и хладнокровно он это сделал, – и я выдал ему это прощение. А королевская защита – это не просто слова. Это непробиваемый купол. Это несокрушимая скала. Словом, я не мог бы убить его. Но отнять у него все, чем он владел – мог. И выкинуть прочь – тоже. Я так и поступил. И долго он в этом позоре не прожил.
Ивон была потрясена; ей сделалось дурно настолько, что король усадил ее на скамью и она судорожно перевела дух, обмахиваясь каким-то листом, сорванным по дороге.
– Ну а Валиант, – глухо проговорила она. – Отчего именно он чувствует себя самым обиженным, отчего именно он меня так ненавидит?
– А! – ответил король. – Так та девушка из этой некрасивой старой истории – это была его сестра. Такого мерзкого поступка по отношению к своей семье от бывшего друга Валиант не ожидал. Рана его глубока и все еще болит. Поэтому он к вам пристрастен.
– Вы очень добры, Ваше Величество, – глухо произнесла Ивон. – После того, что он сделал. Я не знаю, как вы смотрите на меня без содрогания.
Король лишь устало прикрыл глаза:
– Я же сказал, – напомнил он. – Вы невинны, как мотылек. Хотя, признаться, я был очень удивлен, увидев вас. почувствовав вашу кровь и силу. Скажите откровенно, зачем вы пришли?
Голос короля был излишне резок, даже груб, но Ивон помнила о договоре.
Откровенность за откровенность.
– Это было желание моих родных, – ответила она. – Матери и сестры.
Король усмехнулся.
– Расчет, – произнес он. – Самая верная из всех мотиваций... Вы сказали – желание сестры? Она что, совсем некрасива? Иначе, вероятно, пришла бы сама?
В голосе короля послышался едкий смех, и Ивон мучительно покраснела. В воображении ее живо, как наяву, встала Жанна в нелепом свадебном платье, ухмыляющаяся, уткнувшая руки в бока.
Такую невесту привередливый король выставил бы из замка тотчас же. Ивон стало ужасно стыдно за Жанну, за ее нелепое поведение, за бесконечную хитрую глупость, последствия которой приходится разгребать ей, Ивон.
«Если такая королева появится во дворце, – мрачно подумала Ивон, – мне тут не будет места. На меня ведь все пальцами показывать будут! Смеяться – родственница такой королевы!»