— Я — Алексей, ваш сын, — повторил я спокойно. — Мне сообщили, что вы ранены, я приехал.
— Ты не мой сын, — произнёс батя, еле шевеля губами. — Я знал своего сына, ты — не он. Ты — бес. Бес, вселившийся в моего сына. Что ты с ним сделал? Что ты сделал с моим мальчиком, дьявольское отродье?
Частично он был прав. Я действительно не его сын, не Алексей, но и бесом считаться не очень-то хотелось, и уж тем более, выслушивать этот бред. Да и батя без меня чувствовал себя гораздо спокойнее.
— Зачем с Тимофеем Марковичем стрелялись? — спросил я.
В ответ — молчание.
— Ладно, отдыхайте, — я поднялся со стула.
Уже подошёл к двери, когда отец что-то пробормотал.
— Простите? Вы что-то сказали? — я обернулся.
— Ты ничего не получишь, — произнёс он громче. — Ни копейки из моего наследства. Ничего не дам. Ничего!
И тут у меня мелькнула мысль. А что если взять подушку и придушить его? Тогда точно получу половину наследства. Вот только выглядеть это будет крайне подозрительно. Все знают, что я в ссоре с отцом, и если он скончается в тот, момент, когда мы с ним остались наедине, ко мне возникнут вопросы.
Батя, словно почувствовав неладное, схватил с прикроватного стола колокольчик и стал им трясти, а на меня устремился полный ненависти взгляд.
Нет, не сейчас, подумал я. Если уж и работать, то так, что комар носа не подточит. Я развернулся и покинул комнату.
В дверях чуть не столкнулся с Настей, которая спешила на звук колокольчика. Я проводил её взглядом, ещё раз отметив, сколь стройна её фигура и тонка талия. Нашёл же батя себе… служанку.
— Ну как? — Ольга подняла на меня взгляд, полный тревоги.
— Да-а, — махнул я рукой, присаживаясь за столом. — Отец совсем плох. Бредит. Говорит, что я — не его сын.
— Боже мой! Неужели он умирает?
— Все когда-нибудь помрут, — пожал я плечами.
— Ты так говоришь… — во взгляде Ольги появилось осуждение. — Ты так говоришь, будто ни капли не огорчён. Неужели тебе не жаль его?
— Жаль. Но что я могу сделать?
— Молиться, — произнесла Софья Матвеевна. — Только молитва исцелит болящего.
— А вы, кажется, говорили, что ему поможет целитель? — подколол я старую женщину.
— И молитва. Коли Господь позволит пожить ему на этом свете ещё немного, так значит, выздоровеет.
«Тогда причём тут наши молитвы?» — хотел я спросить, но не стал. Не лучшее время заниматься ребячеством.
— Значит, теперь это дело его и Господа, — произнёс я. — Но будем надеяться на лучшее. А я, пожалуй, поеду.
— Останься, Алексей, — попросила сестра. — В этот трудный час нам надо держаться вместе. Если папенька преставится, тебе следует быть тут.