Служебный вход оказался заперт. Но у сараев лежали чурки для колки дров. Я отволок две к окну, поставил одну на другую, залез на них, подтянулся на цыпочках. Взору моему предстала отцовская спальня. Во мраке было сложно рассмотреть что-либо, но и этого оказалось достаточно, чтобы переместиться внутрь.
Я появился возле кровати. Она была пуста.
* * *
Во вторник, хоть мы с Машей и договаривались встретиться, но сделать это не удалось. Я ждал до восьми и, не дождавшись, пошёл в гимназию. Хотя и пытался весь день не думать о Маше, это оказалось не так просто. Разные мысли лезли в голову, терзала неизвестность. Может, она заболела, или почему-то вдруг решила больше не встречаться со мной. Кто знает?
Но оказалось всё гораздо проще. Её в тот день вызвали рано на службу: в понедельник не сделали какую-то работу, поэтому столоначальница приказала во вторник явиться к семи. Об этом я узнал в среду, когда мы с Машей встретились в то же время, что и обычно.
В этот день Маша тоже торопилась, и потому побеседовать нам удалось лишь в четверг.
— А вы слышали, что на заводе Орловых жандармы разогнали забастовку и арестовали нескольких рабочих? — спросила Маша, когда мы брели по проспекту в сторону третьей линии.
— Читал, кажется, позавчера, — ответил я. — Думаю, итог закономерен.
— Это ужасно, — с расстройством произнесла Маша.
— Неприятно, согласен.
— Промышленники никогда не пойдёт не уступки.
— У них нет резона давать рабочим послабления. Кто захочет терять прибыль?
— Но это несправедливо!
— Сильный всегда угнетает слабого. Только сила что-то значит в этом мире. Если рабочие хотят чего-то добиться, им придётся привлечь на свою сторону армию и захватить власть.
— Любая власть принесёт только новое зло, — возразила Маша.
— Но и от безвластия ничего хорошего не будет, — пожал я плечами.
— Общество должно измениться. Однажды люди поймут, что не хотят жить под гнётом царей и господ, и скинут это бремя.
Я усмехнулся. Ага, только видимо, не в этом мире, ведь он так похож на мой прежний.
— Сложный вопрос, — сказал я уклончиво, чтобы не увязнуть в споре. — Может быть, однажды и получится. Однако удивительно, что вы интересуетесь такими вещами и столь свободно рассуждаете на политические темы.
— И что же? — возмутилась Маша. — Раз я — девушка, значит, и в политике ничего не могу смыслить?
— Я вовсе не это хотел сказать, — рассмеялся я. — Просто вы неплохо подкованы в таких вопросах.
— Просто… многое слышала от знакомых.
— Это к которым в воскресенье в гости ходили?
— Как вы догадались?
— Очевидно же. Так значит, вы тоже состоите в одном из этих революционных кружков?