— Я не знаю нападавших, — сказал я, — на гимназистов были не похожи.
— Но какие лихие люди могли совершить разбой тут, в центре города? — удивился длинный лопоухий парень с бледным, постоянно недовольным лицом. Он поздоровался со мной одним из первых.
— Да кто ж их знает? — пожал я плечами. — Была у меня с собой довольно ценная вещь. Вот и позарились, видимо. Много дурных людей на этом свете.
Не знаю, насколько одноклассники удовлетворились таким ответом, но дальше расспрашивать меня не стали. Я отметил, что общались тут ребята друг с другом более деликатно и сдержанно, нежели в школах моего мира, и выглядели все какими-то важными и напыщенными. Впрочем, этому вряд ли стоило удивляться, ведь большинство из них с младенчества воспитывалась в дворянских семьях, наподобие моей, с такими же суровыми порядками, а в гимназии их держали в узде надзиратели, постоянно присматривающие за учениками. А если тут ещё и на дуэль вызывают за каждое слово, то и подано десять раз подумаешь, прежде чем что-то говорить.
Вскоре явился учитель в зелёном мундире, и мы прошли в класс. Он тоже заметил моё возвращение и поздравил с выздоровлением. Едва мы расселись за небольшими одноместными партами, как во дворе раздались удары колокола.
— Ну, господа, приступим, — произнёс учитель.
Урок начался.
Эх, кто бы мог подумать, что на четвёртом десятке я вернусь на школьную скамью? Если бы мне предложили выбор, я бы предпочёл заселился в тело более взрослого человека. Но что есть, то есть. Значит, придётся ждать, пока вырасту.
То, чем мне сейчас приходилось заниматься, я считал делом бессмысленным. Необходимый минимум знаний я и так имел, а зубрить латынь или закон божий казалось пустой тратой времени.
Впрочем, обучали в этой гимназии и полезным вещам, например, магическим практикам и фехтованию. Если придётся участвовать в дуэлях, последнее лишним не будет. А если вызовут драться на пистолетах, так тоже не беда. В прошлой жизни стрельбище было моим вторым домом.
Скрипнула дверь, и в класс вошёл молодой человек в зелёном мундире преподавательского состава. Мягко, практически бесшумно ступая по паркету, он проследовал в конец комнаты и уселся за свободной партой.
Когда урок закончился, парень подошёл ко мне и справился о моём здоровье. Он сделал объявление о том, во сколько сегодня состоится обед и, вернувшись за заднюю парту, открыл тетрадь, достал маленькую серебряную чернильницу и перьевую ручку, и принялся что-то записывать. Ребята же вышли в коридор, в классе почти никого не осталось.
Вспомнилась строчка из дневника Алексея: «Наш классный надзиратель, Андрей Прокофьевич — весьма молод. Он вежлив и учтив, никогда не повышает голос, даже когда отчитывает за нерадивое поведение. Однако многие полагают, будто он сообщается с полицией, и мы не обсуждаем при нём не только вещи, касающиеся политики и внутреннего распорядка, но и вопросы личного характера. Тут за нами следят гораздо тщательнее, чем в пятнадцатой гимназии».