Теперь же внезапно всё поменялось. В один вечер я из изгоя превратился в местную легенду, пусть за это и пришлось отсидеть три дня в карцере. Меня, наконец-то, приняли за своего.
— Молва часто ошибается, — ответил я. — А доброту некоторые склонны принимать за трусость, — я окинул взглядом сидящих за столом ребят.
— Гуссаковский не раз показывал недостойное поведение, — произнёс Ушаков. — А теперь выясняется, что он вор.
— И директору наушничает. Поэтому на его проделки и закрывают глаза, — добавил один из парней.
— Так или иначе, он получил своё, — подытожил Ушаков.
Удивительно, но слух, который я попросил пустить Михаила, теперь на полном серьёзе передавался из уст в уста. К тому же все узнали, что Гуссаковский меня обокрал. Несладко теперь засранцу придётся.
Этой ночью я, пока все спали, взял портфель с добычей, вышел в туалет и, закрывшись в кабинке, принялся пересчитывать деньги. У меня оказалось почти полторы тысячи ассигнациями мелкого и среднего достоинства и сто восемьдесят рублей серебром, плюс кучка драгоценного металла, который, впрочем, надо ещё найти, где выгодно продать.
На аренду квартиры должно было хватить с избытком, и я, немного поразмыслив, решил не дожидаться летних каникул и заняться поиском жилья в ближайшие дни, чтобы поскорее закрыть этот вопрос и думать уже о вещах более важных.
* * *
В этот четверг состоялось долгожданное практическое занятие по искусству владения чарами. Наш класс вывели во двор гимназии, но не в тот, где были сараи и колокол, а в другой, находящийся по соседству. Здесь имелось несколько мишеней в виде кирпичных и каменных строений разной формы, а так же врытые в землю брёвна. На каждом объекте виднелись следы копоти и выбоины. С трёх сторон двор огораживала высокая глухая стена.
Из всей гимназии только тут разрешалось снимать медальоны. На время занятий мы оставили их помощнику тренера.
Наш класс обучался огненным чарам. Магических техник было довольно много. Самыми распространёнными считались огненные, каменные и воздушные, чуть реже встречались водно-ледяные и электрические. Других тут не преподавали. Не знаю, почему Алексея запихнули именно сюда, однако, судя по дневниковым записям, обучение давалось тяжко, поскольку парень не имел дара управления светлой стихией. Ему подчинялась только тёмная стихия, но отец запрещал изучать связанные с ней заклинания, да и не преподавали здесь такие.
Учил нас пожилой, сутуловатый дворянин с вечно недовольным лицом и ожогами на тыльной стороне ладоней, которые можно было увидеть, когда тренер снимал перчатки. Человек этот нрав имел не то, чтобы суровый, но какой-то угрюмый и дикий. Он постоянно строил кислую, недовольную гримасу при виде нас, словно досадуя, что приходится иметь дело с «отсталыми». Вот и сегодня он нас встретил ворчанием и взглядом исподлобья.