Каково же было мое удивление, когда вместо понуканий услышала тихое:
— Ника, мы не сможем всех спасти.
Уже открыв рот, загодя накидав, как буду защищаться, застыла, не сразу сообразив, о чем он. В смысле — не сможем? Мы обязаны! Хорошо, не мы, я, суть не меняется! Не хочу остаток жизни, сколько бы он не продлился, думать, что упустила даже призрачную возможность вытащить их.
Но слова застряли в горле. Впервые за долгое время он смотрел мне в глаза, не скрывая эмоций. Смертельный коктейль из усталости, беспокойства и боли был настолько сильным, что я растерялась. Ему тяжело не меньше, скорее всего, гораздо, гораздо больше. Но он не желает показывать свою слабость. Только, как уже когда-то рассуждала, предел есть у всех.
Поддавшись порыву, сократила расстояние между нами и обняла мужчину. Каждому нужно знать, что он не один, что за него переживают и боятся. Каждому, даже Несгибаемому.
Твердые плечи дрогнули, но отстраняться он не стал. Правда, и отвечать на объятия тоже. Так и стояли посреди комнаты неизвестно сколько, пока в голове не промелькнуло грозное: «Только не брякни что-нибудь про жалость! Убью!».
Мама учила меня: мужчине важно знать, что женщина рядом с ним, неважно, жена, сестра или подруга, не сомневается в его способности защитить ее от чего бы то ни было. Якобы именно из этой веры сильная половина человечества свои, простите, силы и черпает. Подростковая наивность никак не могла уложить на нужную полочку эту простую истину. И лишь спустя, смешно сказать, почти четыре века правдивость ее слов встала передо мной настолько ясно. Чему еще ты не успела меня научить, мамочка? Как бы мне пригодились твои мудрые советы!
Я вздохнула и крепче прижалась к широкой груди.
— Мы справимся, — прошептала едва слышно. — Я в тебя верю!
«Кому тебе еще верить-то?»
Даже мысленно усмешка звучала горько. Сердце защемило от ненавидимой им жалости. Если бы могла, многое отдала, чтобы успокоить, придать уверенность! Грозный и суровый, сейчас он меньше всего напоминал мужика, который когда-то пообещал расправиться со мной при любом удобном случае. Рычит, ругается, но все это — из-за беспокойства и заботы. Да, ее проявление сильно отличается от того, к чему привык нормальный человек. Но он такой, какой есть, мне ли жаловаться? И прямо сейчас ему нужна передышка.
Вероятно, следующий мой порыв был самым глупым за долгие месяцы. Из тех, что творишь, не задумываясь о последствиях.
Встав на цыпочки, дотянулась до заросшей черной щетиной щеки. Он чуть дернул головой, наверное, собираясь отодвинуться, и поцелуй пришелся в губы. Даже не поцелуй, так, касание. Очень похожее на то, что произошло в ванной гостиничного номера. И тогда, кстати, я сделала это по непонятной для себя причине. По-моему, заткнуть хотела. Или что-то доказать, уже плохо помню. Ощущение, что это было в предыдущей жизни, хотя прошло всего несколько месяцев. Я вообще являюсь собой, а не безвольной спящей куклой, всего несколько месяцев. А событий столько, что голова кружится, а из ушей пар идет.